Вот, наконец, и махала тетушки Захарины. Кроме нее, тут жили учитель Димитр Стоядинов, демократ, у него мы оставляли на сохранение вещи, брат его, наш старый приятель дед Станко и еще несколько семей — все друзья партизан.
Махала спала глубоким сном. Не слышалось ни человеческого голоса, ни лая собак. Тишину нарушал лишь топот коня, который время от времени задевал копытом о камень, да его фырканье, если какая-нибудь пылинка или мошка касалась чувствительных ноздрей.
Ворота тетушка Захарина не заперла, но их давно, видно, не смазывали — петли заскрипели, и к нам с лаем бросился здоровенный черный пес. Милка кинула кусок хлеба — пес замолк, принялся искать на земле подачку. В это время доктор постучал в дверь. Никто не отвечал. Он повторил. Тогда отозвался сердитый женский голос:
— Кому там понадобилось среди ночи громыхать в двери, пугать мне детей?
— Партизаны, тетушка! — ответил доктор. — С нами Славчо.
— Не знаю никаких Славчо и Денчо! — еще громче прокричала женщина.
Сидя на лошади, я прислушивался к их разговору. Наши ятаки не так уж просты. Они знали, что враг любит всякие провокации. Поэтому и нам порой случалось простаивать под дверьми, покуда хозяева не убедятся, что мы партизаны, а не полицаи.
Тетушка Захарина все не отпирала, твердила, что знать никого не знает, а уж в такое время никому, даже наследнику престола, дверь не откроет.
— Иди сюда, — сказал мне Косерков. — Может, тебе удастся ее убедить.
Я слез с лошади, подошел к дверям и только напомнил ей об отличной мамалыге, какой она угостила меня в последнее посещение, тетушка Захарина тут же отперла.
— Почему сразу не сказал? — упрекнула она, но заметив, какой я бледный, подхватила меня под руку, повела в комнату к детям.
Комната была необыкновенно просторная, в два окна, между которыми стояло в ряд несколько деревянных кроватей.
Шум, поднятый нами, разбудил детей. Из-под пестрых одеял выглянуло пять-шесть взлохмаченных голов, старшей из дочерей было лет около двадцати, а младшей — года четыре. Тетушка Захарина велела им перейти в другую комнату, а сама принялась перестилать кровати.
Поскольку муж ее был в Софии, вся мужская работа по хозяйству целиком лежала на дедушке Петре, ее старом свекре. Дед Петр был человек интеллигентный от природы, с богатым жизненным опытом. Как у тетушки Захарины, так и у деда Петра любое дело спорилось. Они отлично ладили и помогали друг другу в конспиративной работе. Она не упускала случая посоветоваться с ним, но и он, со своей стороны, ничего не предпринимал, не узнав ее мнения.
Вообще-то мы их прежде не очень хорошо знали. Раза два или три останавливались у них, но они не состояли в нашей партии и даже сколько-нибудь не разбирались в социализме и коммунизме. Не состояли в молодежной организации и их старшие девочки. Нас объединяло одинаковое понимание экономических вопросов и стремление как можно скорее освободиться из-под ига фашистов. Во имя этого тетушка Захарина и дед Петр рисковали и собой, и всем своим семейством, приложили много стараний, чтоб скорее нас вылечить.
Наше пребывание в их доме не осталось в тайне. Хоть мы и предупреждали тетушку Захарину, она не могла утерпеть и рассказала обо всем и своей дочери, которая была замужем за сыном сельского священника, и деду Станко, и Димитру Стоядинову, и другим. Это было и плохо, и хорошо. Плохо, что тайна переходила из уст в уста и могла дойти до ушей врага. А хорошо потому, что все, кто знал, следили, не приближаются ли полицаи, и вовремя нас уведомляли.
В один из дней полицаи появились со стороны села Ярловцы. В махале поднялась тревога. И дети тетушки Захарины, и даже старики — дед Петр и дед Станко — срывающимися голосами кричали:
— Полицаи идут, сейчас вас поймают.
Спокойней всех держалась тетушка Захарина.
— Славо, сынок, — сказала она мне, — подымайтесь все на чердак. Там вас вряд ли будут искать…
Ятачка приставила к стене лестницу, а сама поспешила во двор — проследить за полицаями. С помощью Косеркова, Милки и Цецы я поднялся с постели и медленно, ступенька за ступенькой взобрался на чердак. За мной — и остальные товарищи с оружием, а двое охранявших нас партизан укрылись в зарослях орешника неподалеку от дома.
Пригнувшись под низкой крышей, мы слышали, как тетушка Захарина говорила своим детям:
— Давайте-ка бегите отсюда! Держитесь подальше и уж не вздумайте сказать, что у нас партизаны. Иначе сожгут нас эти кровопийцы-полицаи. Ничего, мол, не видели, ничего не слышали, так отвечайте…