Полиция узнала о совещании в Еловице. Узнала и о других вещах, но не приняла никаких мер. Теперь полицейских чинов занимало лишь одно, как спасти собственную шкуру. Партизанская дивизия, будто молот, нависла над головами фашистов, а Красная Армия подступала к Софии. Великие «смельчаки» и «храбрецы», убившие сотни беззащитных людей, сейчас выискивали любую щелочку, чтоб удрать из околии, избежать народного возмездия.
Большое беспокойство у палачей вызвала стачка горняков Перника. Она охватила все шахты и рудники. Шахтеры первыми выразили недоверие фашистскому правительству и, оставив рабочие места, вышли на улицу, чтобы заявить протест против проводимой болгарской буржуазией политики грабежа и угнетения.
Стачка шахтеров Перника послужила сигналом к повсеместному захвату власти, к ликвидации господства буржуазии.
В течение 8 и 9 сентября из Трына бежали убийцы многих партизан и ятаков: подполковник Манов, подполковник Стойчев, прожженный демагог Никола Василев, полицейский инспектор Ангелов. В городе остались лишь те из приверженцев режима, кто отлично понимал — как ни прячься, все равно никуда не спрячешься.
В тот же день 9 сентября утром в селении Палилула собралось шестеро партизан, в том числе Райчо Таков, Митко Гранитов и Коста Новосельский. Они прослышали, будто партизаны заняли город, и тотчас решили отправиться в Стрезимировцы, где, по их сведениям, хотело сдаться воинское подразделение. Они остановили проезжавший грузовик — и прямым ходом в Стрезимировцы.
В кабинет подполковника вошел один Гранитов. Остальные охраняли двери. Гранитов поздоровался с подполковником и кратко изложил ему условия сдачи подразделения. Сначала подполковник испугался, но, заметив волнение Гранитова, успокоился и заявил, что без приказа свыше никому оружия не сдаст. Товарищи удовлетворились этим и отправились в город. Они считали, что там, по крайней мере, враг приведен к покорности и народная власть установлена. Однако, когда они приехали в город, обнаружилось, что, кроме них, никаких других партизан здесь нет. Охрану несли не гражданские лица, а полицаи и вообще обычный распорядок ничем не нарушен. Выходит, дошедшие до них слухи не соответствуют действительности, подумали товарищи. Но теперь, в отличие от Стрезимировцев, они поступили по-иному: тотчас разыскали нескольких деятелей Отечественного фронта, вместе с ними явились в околийское управление, обезоружили полицаев, собрали их во дворе под охраной, а околийскому управителю и начальнику полиции запретили без разрешения передвигаться по городу. После взятия власти товарищи тотчас разослали по селам грузовики, на которых в город стали стекаться стар и млад.
Во второй половине дня 9 сентября в сторону села Бусинцы двигалась легковая автомашина. Трясясь и подпрыгивая на ухабах, она медленно въехала на маленькую площадь, пересекла ее, свернула направо в тесный проулок, переходивший в проселок к селу Вукан. Дядюшка Кольо, не знавший о ходе событий, с тревогой следил за машиной и, когда она остановилась у его ворот, взволнованно окликнул нас:
— Ребята, приготовьтесь! Похоже, что вас обнаружили…
Дядюшка Кольо весь еще был в тревожной напряженности нелегального периода и посчитал, что враг прибыл в связи с акцией, проведенной нами в селе накануне вечером. Косерков глянул на меня и подмигнул. Проявленная дядюшкой Кольо бдительность рассмешила его. Он сбил набок юнкерскую фуражку, красный цвет которой так гармонировал с его смуглым лицом, и крикнул:
— Не бойся, дядюшка Кольо, это наши!
С этими словами он устремился к двери.
Через двор спешили Денчо, Здравко, Стоян Якимов и мой отец. Встретились мы в дверях — у нас не хватило терпения дождаться в комнате.
— Эй, Деньо, ты куда пропал, почему не подавал о себе вестей? — закричал Косерков, обнимая Денчо.
— Никуда не пропал, Тошо. Видишь, путешествую на легковушке.
В этот момент дотащился до дверей и я, Денчо, увидев меня, вырвался из объятий Косеркова, бросился ко мне. За ним — и мой отец.
— Глянь-ка, Славо выздоровел! — проговорил Денчо, распахивая свои длинные ручищи, в одной из которых он держал новенький советский автомат. — Видишь, Славо, что дали нам братушки? — крикнул он во весь голос.
— Вижу, Деньо, вижу, братушки дали не только оружие, они помогли нам освободиться от фашистского рабства.