Гектор попятился вон из комнаты.
— Гектор, помоги своей жене, — так же мягко, но решительно приказала Марисала.
Подстилая под Инес полотенца, она заметила черную головку младенца — а это значило, что Инес осталось терпеть всего несколько минут.
— Но… — простонал Гектор, пятясь к дверям.
— Разве это не твой ребенок? — спокойно спросила Марисала. В негромком голосе ее слышалась сила; она не убеждала, а приказывала. — Ты был рядом с женой в радости: так не покидай ее теперь, когда ей трудно!
В дверях появился Лайам.
— Врачи уже выехали, — сообщил он. — Минут через десять будут здесь.
Марисала взглянула ему прямо в глаза. Лайам, как и она, понимал, что десять минут — это слишком долго. Ведь ребенок появится на свет прямо сейчас!
— Ты когда-нибудь принимала роды? — спросил он почти беззвучно.
— Да.
Инес вскрикнула и вцепилась ей в руку. Марисала, успокаивая, погладила ее по спине.
— Много раз. В джунглях не так уж много врачей, так что каждому из наших бойцов пришлось многому научиться. Промывать и перевязывать раны, бороться с лихорадкой… и принимать роды.
Лайам вдруг понял, что до сих пор не воспринимал Марисалу как взрослую. Она одевается как подросток, режет правду-матку с бестактной прямотой юности. Но много ли девочек-подростков в Америке умеют принимать роды? Много ли американских девушек в такой ситуации сумели бы справиться, взять ответственность на себя?
Лайам поднял глаза — и у него перехватило дыхание. Инес цеплялась за Марисалу, глядя на нее с мольбой и надеждой. А та ободряюще улыбалась, и Лайам понял: она знает, что делать, и все сделает как надо.
— Все хорошо, — ласково говорила Марисала. — Потерпи, осталось совсем чуть-чуть. Скоро, совсем скоро ты возьмешь на руки сына или дочку — и забудешь о том, как тебе было больно, а будешь помнить только радость.
Инес молча кивала. Губы ее были искусаны в кровь.
— Поговори с ней, — приказала Марисала позеленевшему Гектору. — Скажи, что ты ее любишь. Скажи, что она молодчина. Скажи, как это будет здорово — держать на руках своего малыша!
Гектор наклонился к жене и что-то тихо и нежно заговорил по-испански. Лайам перевел дух.
— Чем я могу помочь?
Марисала подняла глаза и улыбнулась — но Лайам заметил, что в глазах у нее блестят слезы.
— Вымой руки, ты поможешь мне держать Инес.
— А ты не хочешь ее положить? — неуверенно спросил Лайам.
— Зачем? Это создаст ей дополнительные трудности. В Латинской Америке женщины часто рожают сидя или даже стоя — ребенок вылетает, как ракета, а доктор подхватывает его на руки. По своему опыту могу сказать, что роды в сидячем положении происходят гораздо легче. Пойди, пожалуйста, вымой руки.
Инес громко застонала, и Гектор побледнел еще сильнее.
— Дышите! — приказала Марисала им обоим. — Глубоко дышите!
Лайам бросился на кухню и начал торопливо мыть руки.
Из спальни послышался какой-то грохот и восклицание Марисалы:
— О, черт! Лайам, иди сюда, ты нам нужен!
Вытирая на ходу руки, Лайам бросился в спальню. Гектор лежал на полу лицом вниз: он был в обмороке. Одной рукой Марисала поддерживала Инес, другой пыталась принять ребенка — но Инес так за нее цеплялась, что сделать это было нелегко.
— Поддержи ребенку голову! — приказала Марисала Лайаму.
— О-о-о! — Инес кричала в голос, скрючившись от непереносимой боли.
— Давай! — скомандовала Марисала.
Лайам нагнулся, протянул руки — и с каким-то благоговейным ужасом увидел, как из чрева Инес, словно из пасти чудовища, вылезает младенческая головка, покрытая густыми черными волосами.
— Тужься! — командовала Марисала. — Давай! Еще! Ну еще немного! — Но вопли Инес заглушали ее голос.
Казалось, прошла целая вечность — и вот, в какой-то удивительный, немыслимый миг головка младенца легла в протянутые ладони Лайама, и Лайам увидел его личико — красное, сморщенное, измазанное кровью и какой-то слизью.
— Дыши! — скомандовала Марисала, и сама начала глубоко дышать вместе с Инес.
Лайам стоял, застыв, словно во сне. У него на глазах рождался ребенок. Это было невероятно, нереально — и однако реальней всего, что пришлось ему испытать за последние годы.
— Ну, теперь еще раз! — подбадривала роженицу Марисала. — Осталось совсем немного!
Инес душераздирающе вскрикнула, и младенец, освободившись из материнского ложа, упал на руки Лайаму — крохотный, красный, копошащийся живой комочек. Ребенок был скользким от крови, и Лайам вдруг испугался, что его уронит. Рядом пульсировала пуповина, еще соединяющая младенца с матерью.