Лайам поднимался вверх по лестнице — к себе в спальню. Марисала решительно встала и направилась к дверям.
Услышав шаги, Лайам обернулся. Он осунулся, под глазами залегли черные тени. Но Марисала была уверена, что сегодня он больше не заснет.
— Прости, я не хотел тебя будить. — тихо проговорил он.
Лайам был в одних трусах; но, несмотря на прохладу в доме, волосы его слиплись, а грудь и спина блестели от пота.
— Ты меня не разбудил, — солгала Марисала. — Я не могла заснуть.
— Понятно, — ответил Лайам, но Марисала догадалась, что он ни на секунду ей не поверил.
— Снова дурной сон?
Лайам отвел взгляд, но Марисала успела заметить, как в глазах его мелькнуло отражение пережитого ужаса.
— Иди ложись.
— Хорошо, — ответила Марисала. — Но, раз уж мы оба не спим, может быть, нам стоит поговорить?
Лайам устало опустился прямо на ступени, словно ноги вдруг отказались ему повиноваться.
— Знаешь, — сказал он медленно, подняв на нее измученный взгляд, — я, кажется, разучился разговаривать. О важном.
Марисала смотрела на него широко открытыми глазами. Она не ожидала от Лайама такого откровенного признания.
Он горько улыбнулся.
— Я известный специалист по светской болтовне — но, боюсь, сейчас ты не в настроении говорить о погоде.
— А о чем ты в настроении поговорить? — спросила Марисала, садясь рядом.
Лайам повернулся к ней.
— Ты прекрасно справилась с Инес и Гектором. Я не ожидал, что ты умеешь так здорово управлять людьми. Мягко… но в то же время твердо и решительно.
— А это хорошо или плохо? — озадаченно спросила Марисала.
— Очень хорошо. И… Мара, знаешь, что мне сейчас пришло в голову? Тебе нужно идти в медицинский институт. Ты должна быть врачом.
— Я? Врачом? Шутишь!
Лайам улыбнулся в ответ — впервые за долгое время улыбнулся искренне.
— Милая, я абсолютно серьезен. Из тебя получится потрясающий доктор. Можешь специализироваться на акушерстве. Представляешь? Не отнимать у человека жизнь, а помогать ему прийти в этот мир.
Стать врачом? Марисала никогда об этом не думала. Но ведь во время войны ей много раз случалось ухаживать за ранеными в госпиталях!
— В Сан-Салюстиано мне придется не только принимать роды, — произнесла она, раздумывая вслух. — Там не хватает врачей всех специальностей.
Лайам наклонился к ней, сверкнув удивительно синими глазами.
— Хочешь, я устрою тебя в медицинский?
— Но там придется учиться лет пять или шесть…
— Да, и работа предстоит нелегкая. Но я знаю, ты справишься.
Марисала подняла глаза.
— Сантьяго это не понравится.
— Я с ним поговорю. Обещаю, он все поймет.
И Марисала сразу успокоилась. Действительно, если кто и способен справиться с упрямым дядюшкой, так только Лайам. Он мог очаровать самого несносного брюзгу, он с легкостью выходил из любых переделок… по крайней мере, так казалось ей когда-то.
— Хорошо, я подумаю. — И она быстро сменила тему. — Что тебе приснилось?
Лайам молчал, не сводя с нее глаз. Веселые искорки в глазах погасли: теперь он снова казался подавленным и очень усталым. Он молчал очень долго, и Марсиала начала бояться, что он не ответит. Но Лайам заговорил:
— Младенец, — произнес он. — Мне снился младенец.
Марисала нахмурилась.
— Ребенок Инес и Гектора?
— Нет.
Снова наступило напряженное молчание.
— Расскажи мне, — не выдержав напряжения, прошептала Марисала. — Почему ты не хочешь об этом рассказывать?
— Потому что это было ужасно, — тихо ответил Лайам, и в глазах его блеснули слезы. — И, мне кажется, если я не буду об этом говорить, не буду об этом думать, это… забудется. Куда-нибудь уйдет.
Он снова замолчал, склонив голову на руки — а когда поднял глаза, в них не было и следа слез. «Неужели он вообще не позволяет себе плакать?» — подумала Марисала.
— Не получается, — признался он. — Я не могу об этом забыть. Они притаились здесь, — Лайам ткнул пальцем себе в лоб, — все эти воспоминания, и ждут, пока я засну. Они не уйдут по своей воле, верно?
Марисала кивнула.
— Нет, не уйдут, — прошептала она.
Он протянул к ней руку, словно утопающий к спасательному кругу, и Марисала сжала его пальцы. В глазах у нее стояли слезы; она молчала, ожидая, что Лайам сделает еще один шаг к ней навстречу и заговорит.
Одна минута сменилась другой, другая — третьей… Марисала терпеливо ждала.