«Матерь Божья, — смятенно думала Марисала, — стоило ему увидеть меня в бальном платье, аккуратно причесанную, накрашенную, с отполированными ногтями, и он решил, что хочет на мне жениться!»
Она не знала, смеяться ей или плакать.
Пыталась убедить себя, что это неважно. В конце концов она добилась своего — Лайам стал ее возлюбленным. Знай она, что для этого всего-то и нужно — одеться как куколка, сделала бы это много лет назад!
Лайам ласкал взглядом ее прекрасное тело, и по одному взгляду Марисала могла судить, как растет и крепнет его желание. По-прежнему не сводя с нее глаз, он расстегнул ремень, потом начал освобождаться от рубашки.
Марисала расстегнула лифчик и плавно повела плечами. Лоскуток черного шелка соскользнул на пол, обнажив два белоснежных холма. Грудь бурно вздымалась, и Лайам почувствовал такое острое желание, что с трудом мог контролировать себя.
«Что бы он сказал, — подумалось Марисале, — если бы вместо этого великолепия на мне был самый простой белый лифчик?» Но эту мысль Марисала предпочла выкинуть из головы.
Лайам улыбнулся, сбрасывая рубашку. В улыбке его читалось предвкушение будущих наслаждений.
— Пойдем наверх, — предложил он.
Марисале вдруг стало страшно. Что она делает? И улыбка Лайама ее вовсе не успокаивала. Но Марисала вспомнила преподанные ей уроки хорошего тона. «Если ты не знаешь, как себя вести и что делать, следи за тем, чего ждут от тебя другие, и поступай именно так». Правда, Марисала не знала, подходит ли этот мудрый совет для таких ситуаций. Но попробовать стоит.
— Если хочешь…
— А чего хочешь ты?
— Того же, что и ты. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.
Марисала хотела сказать еще многое, но не осмеливалась высказать своих истинных желаний. Матерь Божья, да что это с ней? Она совсем запуталась. Лайам любит женщину в черном бальном платье. Хочет жениться на этой женшине. Но разве эта женщина и Марисала — одно и то же лицо? Вовсе нет!
Лайам поднялся, и Марисала покорно пошла вслед за ним в спальню.
Марисала лгала ему. Она вовсе не хотела идти в спальню. Она хотела заняться любовью прямо здесь, в гостиной… на ступенях лестницы… в подъезде, тускло освещенном единственной лампочкой…
Но истинная женщина не должна проявлять инициативу. Пусть командуют другие — ей следует подчиняться. Лайам вел Марисалу в спальню, и она шла за ним.
— Хочешь, я включу музыку? — спросил он.
Черная ткань брюк топорщилась, выдавая силу его желания. Боже правый, как он может в такой момент думать о музыке? Неужели ему не хочется бросить Марисалу на кровать, сорвать с нее остатки одежды и погрузиться в ее нежное, жаждущее любви тело?
Марисала хотела толкнуть его на кровать, броситься сверху, впиться в него руками и губами, бешеной страстью доводя его до безумия! Но Лайам не любит такого напора. Ему нравятся тихие, покорные, женственные. И Марисала послушно села на кровать, страшась неловким словом или движением разрушить этот удивительный сон.
Лайам присел рядом.
— Что с тобой? — спросил он, внимательно заглядывая ей в глаза. — Почему ты такая тихая? Ты уверена, что этого хочешь?
— Хочу? — рассмеялась Марисала. — Боже мой, да я просто умираю по тебе!
Лайам протянул руки, и Марисала упала в его объятия. Слившись в поцелуе, они опустились на кровать: Марисала гладила его по спине, по плечам и стонала от восторга, ощущая под руками горячую кожу и мощные мускулы.
Он целовал ее всюду, куда мог дотянуться губами, и ласкал нежными пальцами каждую клеточку ее тела. Они так тесно прижались друг к другу, что казались фантастическим единым существом; оба они сгорали в сладостном огне.
Лайам немного отстранился, просунул руку вниз и расстегнул пуговицу на брюках. Марисала потянулась ему помочь; расстегнув «молнию», она выпустила на волю воплощение его страсти.
Приподнявшись, Лайам взялся за шелковый лоскуток, соблазнительный, а не просто прикрывающий наготу, и потянул его вниз.
Марисала села, помогая ему. Ей хотелось поскорее освободить тело от одежды и увидеть его обнаженным. Боже, как он хорош! Как пропорционально сложен, как строен, как неотразимо мужествен!
Но Лайам заставил Марисалу лечь снова.
— Я хочу посмотреть на тебя, — прошептал он.
Внутри у нее все кипело от желания — но она послушно откинулась на подушку и распростерла руки — обнаженная и прекрасная, живое воплощение нетерпеливой страсти. «Дотронься до меня!» — мысленно молила она, но не осмеливалась вслух сказать о своем желании, опасаясь, что Лайаму это не понравится.