— Почему бы и не выступить? — произнес Сэм. — На факультете я был сильнее тебя в устных выступлениях.
— Если бы языком обучения был хинди, ты запел бы по-другому!
— Это еще бабушка надвое сказала! Ступай, прогуляйся; когда вернешься, я ознакомлю тебя с презентацией твоего проекта, тогда и скажешь, кто из нас более убедителен.
— Когда мне вернуться, чтобы оценить твое творение?
— Через часок: мне этого хватит! — заверил его Сэм.
Выйдя на улицу, Санджай очутился перед оградой парка. Трубача след простыл, от его «Маленького цветка» осталось одно воспоминание. Санджай позвонил тетушке и пригласил ее пообедать с ним.
Через полчаса он встретил Лали у фонтана в Вашингтон-сквер-парке.
— Меня тянет на изысканную кухню, сама выбери лучший здешний ресторан. Я угощаю, — сказал Санджай.
— Чего ради сорить деньгами? Я приволокла целую корзину вкусной снеди.
Наблюдая, как она расстилает на траве бумажную скатерку и выкладывает на нее картонные тарелки и пластмассовые приборы, Санджай гадал, чем так прогневал саму Судьбу.
— Как странно — встретиться в этом парке! — произнесла Лали со вздохом.
— Ничего странного, здесь рядом работает мой партнер.
— Мой партнер тоже трудится поблизости.
— Каким был в детстве мой отец?
— Очень сдержанным, всегда наблюдал за другими. Ты на него похож. Не отрицай, ты вчера весь вечер не отрываясь смотрел на Дипака, только вряд ли что-то разглядел. Он сидел насупленный, а ведь за этой мрачной миной прячется человек, полный сюрпризов. Он до сих пор не перестает меня удивлять.
— Чем он занимается?
— Ты учинил мне допрос, а о себе помалкиваешь! Он водитель.
— Такси?
— Лифта! — прыснула Лали. — Всю жизнь провел в кабине, еще более древней, чем он сам.
— Как вы познакомились?
— В парке Шиваджи. Я обожала ходить на крикетные матчи, каждое воскресное утро туда убегала. Ненадолго обретала свободу. Если бы мой отец узнал, что я хожу глазеть на парней на стадионе, мне бы не поздоровилось. Дипак был неподражаемым забивающим. В конце концов он обратил внимание на девушку, сидевшую в одиночестве. Я в молодости была хорошенькой! Как-то раз — счет был еще равный — Дипак засмотрелся на меня и пропустил свой бросок. Все страшно удивились: его как огня боялись боулеры из команды соперников. Да, удивились все, кроме меня. После матча он поднялся на трибуну и сел двумя рядами ниже меня, чтобы никто не заподозрил, что мы проявляем интерес друг к другу. Он сказал, что из-за меня подвергся серьезному унижению и что у меня есть только один способ оправдаться — снова с ним увидеться. В следующее воскресенье я пришла опять, только в тот раз мы вышли из парка и стали прохаживаться вдоль залива Махим. Потом мы сидели у подножия храма перед молом. Разговорились — и никак не могли остановиться. Скоро сорок лет, как мы вместе, и, когда он утром уходит, я начинаю по нему скучать, да так сильно, что порой иду гулять сюда, в Центральный парк. Он работает в начале Пятой авеню, в доме номер двенадцать. — Для пущей наглядности она показала пальцем на арку посреди парка. — Но он терпеть не может, когда я беспокою его на службе. Этот проклятый дом — его царство.
Лали умолкла и внимательно посмотрела на племянника.
— Ты похож на меня, а не на моего брата. Я вижу это по твоему взгляду.
— Что же ты там видишь? — насмешливо спросил Санджай.
— Гордость и мечты.
— Мне пора идти работать.
— Возвращаешься в свой хай-тек? — спросила она.
— Так называется не конкретное место, а все мое царство. Сегодня вечером не ждите меня к ужину, я буду занят. Когда приду, постараюсь не шуметь.
— Я все равно услышу. Хорошенько повеселись, а завтра или когда-нибудь еще мы с тобой обязательно побываем в моих любимых местах.
Санджай проводил тетю до станции метро. Возвращаясь в офис Сэма, он увидел зеленый козырек дома № 12 по Пятой авеню.
Холл рассказывает историю дома, истории его жильцов — незнакомых друг с другом людей, неведомо почему поселившихся рядом. Лестничные клетки помнят главные моменты их жизни — рождения, браки, разводы, кончины, — но толстые стены буржуазных домов надежно хранят их заветные тайны.
Холл, куда зашел Санджай, был обит дубовыми панелями. Огромная люстра с хрустальными подвесками озаряла изысканную роскошь, отражалась в мраморе пола в виде звезды с длинными лучами. Все здесь было тщательно продумано, на всем лежал отпечаток неповторимости. Бакелитовый телефон, стоявший на крышке конторки, был позаимствован из былых времен: когда-то по нему вызывали привратника, но древний аппарат уже давно лишился голоса. Рядом лежала открытая черная тетрадь с тщательно выведенными именами посетителей. За конторкой дремал сам Дипак. Звук открывающейся двери не вывел его из сладкого забытья.