− Как у тебя это получилось? – спросила Лена стоя в пару метрах от них. – Этот конь только Славу признавал.
Леся последний раз провела ладонью по темной морде коня и отпустила его.
− Животные очень преданные. Рокот никогда не позволит оседлать себя никому, кроме хозяина, поэтому и остерегается других людей.
− Но к тебе то он подошел. Почему? И как ты узнала, как его зовут?
Леся прикусила язык.
«И что ты теперь ответишь? – с укором спросила Фея. – Сколько ты будешь говорить не думая?»
− Ну, ты сама сказала, − неуверенно произнесла Леся.
− Не говорила. Ты знаешь Славу?
Лена заметно напряглась ожидая ответа. Леся оглянулась на Фею.
«Сама выпутывайся»
− Ну да, − решила она согласиться. − Я виделась с ним один раз, но он вряд ли меня вспомнит.
Лена глубоко вздохнула и сложила руки на груди.
− Ты знаешь, что у него есть девушка? Это Лариса Мельнихова. Поэтому если ты ездишь сюда из-за него, то лучше перестань.
Леся выпучила глаза на девушку и рассмеялась вместе с Феей.
«Она подумала, что ты влюблена» − пофыркивала лошадка.
− Я не люблю его, − заверила девушку Леся.
− Блин, такое впечатление, что твоя лошадь тоже посмеялась надо мной, − засмущалась Лена. – Ладно. Забыли. Пока.
Леся провела ее веселым взглядом.
«Тебе ведь он нравился раньше. А сейчас?»
«Я его не видела больше года, а здесь и все три. Как он мне может сейчас нравится?»
«А Рокот говорит, что они с его хозяином искали нас все то лето»
Леся смутилась и оглянулась на коня. Это было приятно слышать. Очень.
Следующим утром она заявилась в село засветло сама, Фея осталась у пещеры. Так как у нее не было часов, пришлось заглядывать в чужие окна и сверятся, так что у калитки появилась вовремя. Открыл ей Петрович – недружелюбный старик, работающий в конюшне уже долгое время, и показал ей ее комнату. Маленькая, туда вмещалась только кровать и старая тумбочка, но для Леси, привыкшей жить в пещере, она показалось просто чудом. Раньше тут находились старые поломанные вещи, что теперь огромной кучей лежали за сараем, но какая разница. Присев на край кровати она ощутила себя человеком больше, чем когда гуляла с друзьями. Теперь и у нее есть свой уголок среди людей и это оказалось очень приятно.
Так как жильцы ее уже знали работать было намного легче. Вычистить денники, покормить, напоить, почистить животных, вывести в загон − она проболталась в конюшне полдня. К обеду уже все кони не только уважали Лесю, как Хранительницу, но и успели полюбить. И именно поэтому Петрович невзлюбил девушку, особенно когда Ларисин рыжий Красавец, чуть не откусивший ему руки, с удовольствием принимал ухаживания девушки. Только когда дед, недовольно бурча, ушел вечером домой, Леся смогла расслабиться. Его косые взгляды и дурные мысли расстраивали ее.
На следующий день Леся встала засветло. Через узкое окошко ее комнаты было видно, как Роман Никитович говоря по телефону громко хлопнул дверью машины. Поняв, что пришло время показать этим богатым хозяевам, чего она стоит, Леся принялась за работу.
Солнце еще не совсем поднялось над деревьями, было видно только желтый отблеск на небе, а из дома, негромко ступая низкими каблучками, вышла брюнетка. Оксана Максимовна имела привычку рано утром через день совершать конные прогулки, чтобы поддерживать тело в тонусе. Негромко ступая по мягкому ковру травы, она направилась в конюшню, не зная, какой ее ждет сюрприз. Только открыв широкую дверь, она сообразила, что что-то не то. Прежде пыльный деревянный пол сиял чистотой, все таблички серебрились на ярком свету, льющемся из идеально чистых окошек. А посреди всего этого стоит с ведром в руках невысокая худая девушка в грязных одеждах и улыбается. Леся явно наслаждалась произведенным эффектом.
– Тут был беспорядок, и я подумала...
Женщина поджала губы и, не говоря ни слова, прошлась в конец конюшни за сбруей. Сгибаясь под тяжестью, она добрела до денника Розы и вошла. Все время, что женщина возилась там, Леся стояла, не шевелясь. Закончив седлать лошадь, женщина вышла, так и не проронив ни слова.
– Вот она – людская неблагодарность! – обижено заявила Леся, обращаясь к стоящему рядом Красавцу. Тот фыркнул и уткнулся носом в пустую кормушку.