– Я, разумеется, – ответил Пенрок, снимая свое пальто с вешалки.
– Помните, что случилось, когда вы в прошлый раз провожали девушку до дома? – жизнерадостно выпалила Пайпа.
Взглянув на их лица, она все-таки усовестилась:
– Ох, простите! Это я некстати ляпнула. Нет, правда, не надо меня провожать. Ничего со мной не сделается. Идти-то два шага, и снежных заносов пока еще не намело.
– Конечно, я пойду, – брюзгливо отозвался Пенрок.
Он ухватил Пайпу Ле Мэй за локоток и под общий хор прощаний поволок прочь. И тут он заметил в ее лице то, чего никто за весь вечер не разглядел: тень усталости, одиночества, быть может, даже страх за дерзкой улыбкой. Чуть-чуть оттаяв, Пенрок сказал смущенно:
– Простите, моя дорогая. Боюсь, я был немного груб. День сегодня ужасный, не говоря уже о ночи…
– Вам, наверное, тяжелее всех пришлось, – неожиданно мягко ответила Пайпа.
– Я сперва подумал, это Фрэн, – объяснил Пенрок, будто она не слышала уже тысячу раз всех подробностей. – Помоги мне боже! Я подумал, что это Фрэн. Вот по этим самым ступеням бежал как бешеный и все время думал: сейчас увижу, Фрэн лежит в канаве, и отрезанная голова рядом…
Вздрогнув всем телом, Пенрок уткнулся лицом в ладони.
Дальше они шли молча. Дверь коттеджа открыла Глэдис, взбудораженная перспективой идти домой вместе с хозяином.
– А где Тротти? – спросила Пайпа Ле Мэй, глядя через плечо горничной.
– Спать легла, мисс. Устала она очень. Решила, что вы не рассердитесь. Я ей теплого молочка отнесла…
«Кроткая улыбка и заботливый нрав девушки завоевали сердце богатого гордеца», – думала Глэдис.
– Устроила ее на ночь поудобнее…
Пайпа пошарила у себя в сумочке, затем в карманах шубки.
– Что за свинство! Кажется, я очки у вас забыла! Придется опять возвращаться.
– Они вам сегодня понадобятся? – спросил Пенрок.
– Боже мой, а как же! Я без них читать совсем не могу…
– А это не ваши очки, мисс? – спросила Глэдис, выходя из кухни в своем самом нарядном пальто. – Их Тротти на камине нашла, в гостиной, и к вам в комнату отнесла. Сказала, они вам понадобятся, если надумаете почитать перед сном.
– А, хорошо. Спасибо, Глэдис!
И взглянув на летящий с неба снег, Пайпа со свойственной таким людям небрежной щедростью добавила:
– Возьмите-ка мой шарф! Повяжите на голову и заправьте в воротник. Завтра отдадите.
Стоя в дверях коттеджа, она крикнула им вслед:
– Спокойной ночи!
Пенрок молчал до самого дома. В холле он сказал девушке:
– Оставьте шарф здесь. Я завтра, по всей вероятности, увижусь с мисс Ле Мэй. Во всяком случае, я прослежу, чтобы шарф ей вернули.
– Да, сэр. Хорошо, сэр. И спасибо вам большое, что проводили меня, сэр.
Пенроку и в голову не приходило, что он, оказывается, провожал Глэдис. Тем не менее он ответил с обычной своей дружелюбной улыбкой:
– Спокойной ночи, дитя мое.
«И прогулка при луне по заснеженному саду увенчала любовь прекрасной горничной», – счастливо думала Глэдис.
Фрэн, Венис, Генри и Джеймс играли в баккара.
– Ну вот зачем мы это затеяли? – смеялась Венис. – Так можно до утра просидеть! Но надо же было чем-то перебить осадок от Пайпы.
– А где бабушка? – спросил Пенрок.
– Здесь я! – отозвалась леди Харт.
Она сидела за бюро, скрытая углом стены – гостиная имела форму буквы «Г», и бюро стояло в короткой перекладине.
– Не отвлекайте меня, пожалуйста! Я сочиняю письмо в налоговую службу. Как правильно пишется «ни с чем не сообразные»?
Фрэн протянула руку Пенроку:
– Давайте с нами в карты играть!
Она немного робела при нем с тех пор, как на мгновение приоткрылась его страсть к ней, а особенно – после своего разговора с Джеймсом в саду.
Венис заглянула под стол.
– Азиз? А, ты все-таки здесь! Я думала, он выскочил на улицу, когда Пен открыл дверь.
Пенрок несколько минут наблюдал за игрой, стоя рядом с Фрэн и держа ее руку в своей теплой ладони.
– Пожалуй, я не буду играть. Голова от боли раскалывается. Уже – сколько там? – одиннадцать. Надо хотя бы сегодня поспать.
– Ну вот, как жаль! Хоть бы кто-нибудь немножко порастряс выигрыш Генри. Смотрите, сколько у него уже спичек скопилось! Пришлось ему дать на всю сумму зажигалку Джеймса, а спички заново распределить на всех!
– Это у него национальная черта, – засмеялась Венис. – Видно, не зря говорят, что евреи забрали себе все деньги. Из-за таких, как Генри, все беды – и война, и Муссолини, и корь, и простуда…
– По крайней мере, вину за свою головную боль я на него взваливать не буду, – отозвался Пенрок. – Видели вы другую такую болтушку, как эта Ле Мэй? Кстати, она одолжила Глэдис свой шарф. Проследите, пожалуйста, кто-нибудь, чтобы завтра его вернули, хорошо? Она наверняка сюда явится. Я положил шарф в левый ящик комода в прихожей.