И ей вдруг стало ясно, что «жить для себя» — значит «жить с ним», и как-то, уж не знаю как, преодолев свой стыд, она решила, что вернется.
А впрочем, знаю: ей помогла великая любовь к нему, которая всегда жила в ней где-то глубоко, хотя она сама того не понимала, а тут взяла и вылезла наружу.
Она вскочила из-за столика и закричала: «Сами вы омары!»
Фонтанна чуть не засмеялась, но Бен ей помешал:
— Но было слишком поздно. Она помчалась, села в самолет и быстро добралась до места. Толкнула, полная счастливых мыслей, дверь его дома, на которой незадолго до того он написал: «Делать нечего!» — и наткнулась на труп… он так тут и висел… снять было некому, раз никого тут не было.
Ну что ей оставалось делать? Пришлось жить дальше, но вполжизни. Она так и жила, пока не заболела и не умерла… (Бен пытался придумать красивый конец и придумал.) И цветок в честь нее не назвали.
Фонтанна зажала уши и старалась не расплакаться. Она закрыла все ворота в бенословную парковку, чтобы последние слова туда не просочились, но многие успели проскочить.
Бен бросил в озеро окурок.
Все так же зажимая уши, Фонтанна все же разрыдалась, но Бен сидел угрюмый и, казалось, ничего не слышал.
— Нет! — крикнула она сквозь слезы. — Не слишком поздно!
— Что-что? — не понял Бен.
Фонтанна опустила руки и постаралась успокоиться. Вздохнула, мысленно взяла разбег и понеслась, хоть слезы еще капали:
— Жена вскочила из-за столика и закричала: «Сами вы омары! Самих бы вас сварить живьем! Давно бы уж сварили, да никому не нужно есть тухлятину! А мне никто не нужен, кроме одного-единственного человека, остальные все безвкусные! Уж я-то знаю — он один на свете может заставить меня петь, смеяться или плакать!» — Фонтанна выразительно взглянула на Бена, внушая ему и себе, что так оно все и было. — Денежные мешки ее уж не слушали и продолжали разговаривать про тачки и про все такое… А она все рыдала и кричала: «Один на свете… может… заставить танцевать… и грезить наяву… и хохотать… и доводить до белого каленья… и накормить меня курятиной… и принести мне настоящий рататуй!»
Фонтанна осеклась и всхлипнула. Ей никогда еще не приходилось выговаривать словечко «рататуй» сквозь слезы. Оно так странно прозвучало, что она остановилась — послушать этот странный звук.
«Рабататутутуй!» — примерно вот такой.
Она невольно усмехнулась и после паузы заговорила поспокойней:
— Она опрокинула стол и пошла прочь. А тот парень, ее муж, тем временем стал известным певцом…
У торговца веревкой первый раз в жизни кончилась веревка… И парень увидел в этом знак… И даже развеселился… И написал песенку, которая стала его первым хитом, про то, как один бедолага решил повеситься, пошел купить веревку, а она вся кончилась…
Песня облетела весь мир… Ее услышали все его друзья, и она им страшно понравилась!.. Они решили, что только теперь его поняли… Почему-то эта несчастная веревка открыла им глаза!.. И все с ним помирились…
Заметив нехороший огонек в глазах у Бена, Фонтанна быстренько добавила:
— Да, помирились, но не потому, что он стал знаменитым… а… ну… они же все-таки друзья!.. Тут не в омарах дело! Они его любили и скучали по нему.
Злой огонек погас, зато теперь у Бена перехватило горло.
— Тот парень ужас как обрадовался, — шпарила Фонтанна, — ведь он, как ты сказал, считал, что сам во всем и виноват, и на друзей совсем не обижался. К тому же вся его тоска-печаль и тра-та-та, спасибо песне, испарилась. И вот они все вместе, друзья и он, устроили великолепный праздник… А тут как раз является жена с баулами и чемоданами. Наш парень думает, не сон ли это, или ему мерещится спьяна… но нет — это она! Его жена!
Глаза у Бена налились слезами. Фонтанна лихорадочно соображала:
— Первым порывом был, конечно, гнев, и он хотел ее прогнать — она же бросила его, он столько выстрадал! Но умная жена все время, пока ехала назад, придумывала, что ему сказать, и наконец придумала. И вот она подходит и говорит: «Я объехала весь свет, чтобы найти тебя». И он растаял… Они заплакали и обнялись.
Осталось только завершить:
— Прямо на празднике они вдвоем задумали построить пребольшущий дом… чтобы там жить, и звать туда друзей, и делать там детей, и все-все-все, как ты рассказывал.