Повисает тишина. Она нарушается лишь стуком клавиш, пока Крылова заносит данные о протянутой ей книге. Такое, казалось бы, короткое действие, а каких усилий мне стоит вынести возникшую паузу в разговоре.
Вскоре троица уходит, и в библиотеке остаёмся только мы вдвоём. Обращаю пристальный взгляд на лицо своей девушки. К моему удивлению Одария без промедления продолжает разговор:
— Среди всех этих книг я ищу одну конкретную. Я не знаю её названия, не знаю автора. Знаю только то, что цвет её обложки имеет синий цвет. Внутри этой книги есть записка, написанная для меня. Я не обнаружила этот жалкий клочок бумаги тогда, когда это было нужно. И этот жалкий клочок бумаги не даёт мне покоя.
— Это как то связано с бывшим?
— Забудь ты про Ваню! — морщится и фыркает с таким пренебрежением, что я понимаю: бывший и правда больше не имеет никакого значения. — Это связано с моей младшей сестрой, Аней. Я думаю, ты знаешь, что в моей семье кое-кто… умер.
— Это она? — спрашиваю едва слышно, со всей осторожностью.
— Да. Записка была написана ею незадолго до трагедии. Для меня.
Что же, время шуток на эту тему прошло. После рассказа Одарии мне стало понятным её странное поведение. Замкнутый образ жизни, тяга к библиотеке, острый язык… Хотя последнее с ней было всегда, насколько я понял. Но этим одногруппница мне и понравилась изначально — не так ли?
— Сильно переживаешь по этому поводу?
Чёрт, что за глупый вопрос я задаю? Но сказанного не вернуть…
Думал, Крылова разозлится и пошлёт меня за непонятливость, но она вдруг согласно кивает и смотрит на меня так, словно я единственный, кому она может доверить свою историю. Неужели я и в самом деле тот редкий человек, который смог добиться доверия этой девушки? По груди невольно разлилось жгучее тепло от этой мысли.
— Книга может быть вообще у кого угодно! — восклицает она. — Конечно, переживаю. Записку вообще могли выкинуть, как лишний мусор.
— Могли. Но с другой стороны: многие ли студенты книги открывают?
— Те, что приходят в библиотеку, вряд ли берут книги просто так по приколу. А у меня даже зацепки никакой нет, кроме цвета обложки.
— Всю библиотеку перерыла или нет ещё?
— Почти всю…
— Книга и правда может быть у кого-то на руках всё это время. Много у вас должников?
Во мне проснулся внутренний сыщик, желающий докопаться до сути. Или просто парень, который увлечён одной девушкой и желает ей помочь…
— Должников я проверяла: приходилось искать в Интернете названия книг и инициалы авторов, чтобы увидеть их обложку. Не нашла в общем.
С минуту мы молча смотрим на колыхающиеся от открытой форточки шторы. По-вечернему свежий воздух гуляет по помещению, разгоняя мелкие частицы пыли и запах распускающейся на деревьях листвы.
— Ни одной синей обложки среди просрочки? — спрашиваю с сомнением.
— Были штуки три, но затем эти книги принесли, и я увидела, что никаких записок в них нет. Спрашивала у возвращающих, а они на меня, как на дуру смотрят, не понимая о чём я.
— А тех, кто ещё не является должником, но долго держит книги на руках, проверила?
— Таких слишком много, Артём, — Одария невесело усмехается.
— Это правда… Представляю.
Одни только первокурсники, набравшие учебников в начале учебного года, чего стоят.
— Буквально в каждой учебной группе найдётся хотя бы один такой человек. Вуз большой, студентов много. За всеми не уследить. Я итак с ума схожу, копошась здесь. А что же со мной будет, если я ещё и каждого студента проверять начну? Это даже звучит фантастически!
— Удивила ты меня, — признаюсь. — Я тебя то про бывшего, то про Алину спрашиваю, то ещё про что… А самый правильный мой вопрос был еще тогда, в самом начале нашего с тобой знакомства.
— Ты про собачий климакс? — смеётся и пихает меня в бок, едва не пошатнув мой стул, на котором сижу. — Обожаю эту твою шутку!
Ого. Неожиданно. Только вот смеяться не могу, находящийся под впечатлением от истории про умершую сестру и отчаянные поиски одних из последних слов Ани.
— Про книги. Как знал, что что-то здесь не чисто.
— Ты решил, что я странная.
— Ага.
— Я знаю более странную персону, чем я.
— Ты сейчас про меня? — улыбаюсь и подмигиваю ей.
Но лицо Одарии делается озабоченным. Она скрещивает руки и откидывается на спинку стула, слегка сползая по нему вниз. Со стороны может показаться, что девушка расслаблена, но это вовсе не так.
— Есть ещё одна вещь, которая беспокоит меня. Я про Иванову. Она настолько не может выносить меня, что специально ходит в библиотеку в те дни, когда там работает Елизавета Петровна. Можно сказать, что я выдумываю, ведь логично же, что Алина предпочтёт таскать книги в учебные дни, когда она итак вынуждена находиться в стенах вуза, а не в выходные. Но есть одно «но». Иванова не стала из-за своей тупой обиды извлекать тогда из рюкзака остальные книги мне на сдачу. Я уже даже промолчу о том, что чтение не является её хобби. Главное увлечение этой девчонки — переходить мне дорогу. Остерегайся Ермолина и Иванову, Артём. И если начнут что-то болтать обо мне, то прежде чем поверить им, спроси у меня. Ладно?