С этими словами Пит нажал на каком-то пульте кнопку, и из стены в углу возле кровати выехал тренажёр.
- Это поможет тебе восстановить физическую силу, а рукопашный отрабатывать будешь со мной, – парень подошёл и протянул руку, чтобы помочь мне подняться, но я проигнорировала предложенную помощь, неуклюже вставая на ноги. – И прости за трюк с плетью – ты должна была понять, что всё серьёзно.
С мрачными мыслями я поплелась в душ. Да уж, Пит уже не тот мальчик с хлебом, которого я помню. Обстоятельства меняют людей, и мой напарник не исключение. Что ещё изменилось в нём? Он сказал, что его чувства ко мне не изменились, но так ли это? Одно я знаю точно: мои чувства изменились. Ещё в Тринадцатом я решилась признаться себе, что полюбила его. Не как друга, не как напарника, а по-настоящему. Но теперь, даже узнав правду, я всё ещё боюсь его.
Под мерный стук горячих капель я снова мысленно вернулась к прошедшей ночи. Что-то в этом удивлённом «Китнисс?» не давало мне покоя. Странное горячее ощущение разливалось в груди, когда я думала об этом. Это было не просто волнение или страх. Что-то ещё – неведомое мне доселе.
Выйдя из душевой, Пита в комнате я не обнаружила. Надо же! Хотя бы предупредил. Незаметно кинув взгляд туда, где была прикреплена камера, я убедилась, что она выключена, о чём свидетельствовало отсутствие зелёного цвета лампочки. Вообще-то её и так не видно, но Пит объяснил мне, куда нужно всмотреться.
Приводя в порядок спутанные влажные волосы, я сердито посмотрела на тренажёр. Здравый смысл подсказывал мне, что Пит прав, но врождённое бунтарство сеяло сомнения. Нужно заткнуть ему рот, ни к чему хорошему в этой жизни оно меня не приводило.
Тут я вспоминаю о том участке пола, что отдаёт глухим звуком, и неприязнь к тренажёру уходит на второй план. Найдя нужное место, начинаю внимательно ощупывать, надавливать на половицы, пока одна, наконец, не поддаётся, немного приподнявшись. Поддев её шариковой ручкой, которую я нашла на письменном столе, я открываю небольшой тайник. Ещё раз удостоверившись, что камера бездействует, просовываю руку в образовавшуюся от приподнятой части паркета пустоту. Пальцы прикасаются к чему-то гладкому и холодному. Мне понадобилось не более трёх секунд, чтобы наощупь определить, что это не что иное, как лук. Там же определяю колчан со стрелами. Это для меня! Пит готовится к побегу, припася мне оружие.
Ещё нащупываю холодную сталь – два пистолета и книгу. Вытянув её на поверхность, вижу, что это не книга, а толстый блокнот в кожаном переплёте. И только сейчас, открывая первую страницу, чувствую себя воровкой. Я влезаю в чужие мысли – в его мысли. Позволено ли мне? Но остановиться уже не могу.
Первая, втора, третья, пятнадцатая страницы – я. Моё лицо крупным планом: тут я хмурюсь, тут задумчива, здесь плачу, а здесь улыбаюсь – так искренне и беззаботно. Я и не знала, что у меня такая богатая мимика, потому что всегда старалась сохранять на лице беспристрастность. Потому, что так проще. Но Пит заметил каждый оттенок чувств, каждую эмоцию, и отобразил их в этом блокноте.
А дальше он запечатлел моменты, от которых в жилах застыла кровь. Я пристёгнута к металлическому креслу, голова безвольно повисла… Я в диком страхе прижимаюсь к стеклу комнаты с сойками… А вот и сама сойка – знак на моём плече. Зачем он всё это рисовал? Мучился, вспоминая, какие страдания мне причинил?
Слёзы застилают глаза, и тут я слышу тихий писк! Камера! У меня несколько секунд, чтобы всё сложить обратно, а слёзы как раз кстати.
***
Ещё один угрюмый день, проведённый в одиночестве, подошёл к концу. Время уже за полночь, а Пит так и не вернулся. Днём я уснула, пока камера была активна, и теперь сна ни в одном глазу. Решаю дождаться Пита и во что бы то ни стало добиться от него подробностей: где он бывает, что делает, что замышляет? Хватит уже держать от меня всё в секрете в лучших традициях Хеймитча. Секреты и тайны приносят проблемы.
Цифры на часах менялись, а всё ждала. 00.30. 01.00. 01.30. Твёрдая решимость начала таять, и сон стал затягивать меня в свои сети, когда я услышала шаги в коридоре. Замок щёлкнул, и Пит тихо вошёл в комнату. Пока что я решила не показывать, что не сплю, но вся буквально сжалась в ожидании разговора. Эта ночь станет ночью откровений, Пит Мелларк, и ты не отвертишься.
Я лежу, отвернувшись от его стороны кровати, укрытая одеялом до подбородка. Слышу усталый вздох, шорох одежды. Дальше хлопок двери – Пит отправился в душ.
Не знаю, что там можно делать, но в ванной Пит был бесконечно долго. Я устала ждать настолько, что пообещала себе, что если он не вернётся через три минуты, то я закрою глаза и отправлюсь в объятия сна, что манили меня уже довольно долго.
Вот, наконец, хлопнула дверь, и кровать просела под тяжестью тела. Снова тяжкий вздох. Да что же происходит?
- Почему не спишь?
Я аж подскочила: не ожидала, что он раскусит меня.
- С чего ты взял? – бурчу, не поворачиваясь.
- Твоего дыхания почти не слышно.
- Где ты был? – решаю сразу идти в наступление.
Пит отвечает не сразу. Чувствую, что он взвешивает все за и против: говорить мне или нет.
- Только что? В душе.
Смешно.
- Долго же ты там был, – мой голос звучит всё более сердито.
- Отмывал грязь, – тихо ответил мой собеседник.
- Тебя что, полы заставляют мыть? – я сама удивилась количеству яда в моём голосе.
Пит молчит, и мне становится стыдно за своё поведение – слишком много желчи. Я поворачиваюсь, приподымаясь на подушки, виновато смотрю на Пита. Он лежит на спине почти на самом краю кровати и прожигает потолок остановившимся взглядом. В серебристом отсвечивании луны я замечаю тёмное пятно на шее Пита. Даже при плохом освещении я понимаю, что это. На моём плече красуется такое же.
- Что это? – указываю пальцем на отметину.
Пит даже не моргнул.
- За выключенные камеры тоже нужно платить, Китнисс.
Я тупо смотрю на собеседника, пока картинки паззла складываются в моём сонном мозгу. Перед глазами всё идёт чёрными точками, волна ужаса, отвращения, стыда накрывает меня. Я понимаю, что если не выровняю дыхание, то попросту потеряю сознание. Откидываюсь на подушки, и, подобно Питу, впиваюсь взглядом в потолок, наблюдая за отблесками огней города.
- Если тебе противно, я могу уйти.
Его слова пробились сквозь прострацию, которая охватила меня.
- Мне не противно, Пит, – отвечаю, поворачиваясь лицом к парню. – Просто, когда в мои руки попадут лук и стрелы, эта шваль первой лишится жизни.
Пит присаживается на кровати, удивлённо глядя на меня.
- Китнисс, она не враг. Лиза ненавидит Сноу так же, как и мы. Она хороший человек и настоящая профи в технике, – он говорит таким тоном, будто мы обсуждаем привычные вещи. – Просто у неё есть… ээ… некоторые особые предпочтения.
«Она» - так он говорит о той мерзости, которая за услуги вынуждает его платить такую цену. И тут меня осеняет: а может, ему это вовсе не в тягость? Внезапно то тяжёлое чувство, что давило на грудь, когда я вспоминала это ночное «Китнисс?» обретает форму – ревность. Да, я ревную Пита к этой извращенке. Лиза. Он назвал её по имени! Защищает её, оправдывает.
- Лиза, значит… - протягиваю с горечью. – Особые предпочтения…
Голос вот-вот предательски сорвётся, рискуя выдать слёзы бессилия, готовые политься из глаз.
- Китнисс, всё не так, как тебе кажется, – Пит приподымается, нависая надо мной. – Это Капитолий, ты должна понять. Я говорил тебе, что мои действия могут не соответствовать твоим ожиданиям, но все они подчинены одной единственной цели – спасти твою жизнь и свободу.
Единственная цель… Слишком много жертв ради такой цели.
- И когда мы будем уходить, – продолжил Пит, – её мы тоже заберём. Потому что если Сноу узнает, а он обязательно узнает, что она нам помогала, то ей конец.