Выбрать главу
где у него никого и родных не оставалось. В самом деле, послужить родине, приложить здесь свои силы и знания -- что может быть лучше, чище и выше? От отца оставался тот самый домишко, в котором Чакушин жил и сейчас , и в нем он пережил и своё хорошее время, как теперь коротал старческое лихолетие. Господи, чем он только ни был , где ни служил и за что ни брался? И так до старости, до седых волос , до старческаго брюзжанья и злости, а когда-то и Ефим Иваныч чувствовал себя таким счастливым , был душой компании, весельчаком и балагуром . Последовательно он служил в земстве, инспектором народных училищ , председателем местнаго статистическаго комитета, агентом страхового общества, членом городской управы, мировым судьей -- везде его любили, везде он быстро делался своим человеком и везде должен был бросать службу по какой-нибудь истории, которую сам создавал и которая в конце концов обрушивалась всею тяжестью на его же голову. Все время он следил за литературой и запоем читал газеты, посылая время от времени в разныя издания свои корреспонденции, заметки и маленькия статейки. За недосугом он не мог создать ничего капитальнаго, а нес на себе разведочную мелкую службу для текущей прессы и постепенно сделался местным корреспондентом , обличителем и горюном , как его называла в насмешку близкие люди. Во всяком случае, это был интересный тип , созданный последними тремя десятилетиями и неизвестный раньше. Теперь Чакушин был только корреспондентом и больше ничего, а поэтому вместо "горюна" его враги называли его уже прямо "бельмом ".    -- А что же, это для меня самое подходящее название!-- соглашался Ефим Иваныч .-- Так до смерти и останусь "бельмом "...    Но все это была внешняя сторона, та скорлупа, под которой остается человек для себя, со своими личными чувствами, горем и радостями.    По приезде в Смольск , Ефим Иваныч на первом же, кажется, выходе в свет , в кружок своих близких единомышленников , познакомился с Леонидой Гавриловной, тогда еще молоденькою девушкой, известной в кружке под именем "цветущей Ленушки". Это была милая русская девушка из мелкой чиновничьей семьи, такая простая, искренняя я вообще хорошая -- так и назвал ее Ефим Иваныч в первую же встречу. Его поразила в цветущей Ленушке необыкновенная чистота русскаго типа -- эти большие серые глаза, белый большой лоб , овал лица, тяжелая русая коса и немного ленивыя движения. Но и здесь Ефима Иваныча постигла жестокая неудача: сердце Ленушки уже принадлежало другому счастливцу. Ефим Иваныч приходил в отчаяние, рвал на себе волосы и даже хотел застрелиться. Ленушка вышла за военнаго врача Горбылева, который оказался большим негодяем ,-- пьянствовал , развратничал , а главное, совсем не разделял хороших увлечений жены и даже смеялся над ними. Результатом этого супружества явились дети -- сын Вадим и дочь Нина, и затем супруги, после пятилетняго супружества, разошлись. Все это происходило на глазах Ефима Иваныча, и он вдвойне болел и за свою несложившуюся жизнь и за свою первую любовь.    Ах , как страдал Ефим Иваныч , страдал издали, как многие хорошие люди, которые стесняются даже высказать свое участие. Леонида Гавриловна в это время занималась в народной школе и оставалась все такой же ясною и светлою -- всю любовь, все неприятныя чувства и женскую нежность она перенесла теперь на своих детей, воспитанием которых занималась запоем . Ефим Иваныч часто бывал у нея, принимал довольно живое участие в судьбе детей и выжидал терпеливо случая, когда уляжется, горе цветущей Ленушки. Но его и на этот раз предупредили -- выискался такой человек , который сразу завладел еще не остывшим сердцем соломенной вдовушки. Это был земский статистик , приехавший в Смольск из столицы. Ленушка с ним и уехала из Смольска, а через пять лет вернулась: второй опыт супружества оказался неудачнее перваго, так что она даже пробовала отравиться. На сцене опять появился все тот же Ефим Иваныч , но это был уже озлобленный и тяжелый человек , который слишком много пережил , чтобы шутить и улыбаться попрежнему. Раз , в откровенную минуту, он признался Леониде Гавриловне:    -- Эх , Леонида Гавриловна, если бы вы тогда..    -- Что тогда?..    -- Одним словом , я разсчитывал , что вдвоем мы прожили бы недурно.    Леонида Гавриловна с удивлением посмотрела на него и только никачала головой.    -- Все к лучшему, Ефим Иваныч ,-- заметила она.-- Вот мы теперь остаемся с вами друзьями, а тогда еще неизвестно... У вас , по крайней мере, теперь нет тяжелых воспоминаний и поздних сожалений. А как я ненавижу самоё себя иногда, если бы вы только знали...    Ефим Иваныч грустно поник головой. Леонида Гавриловна разсуждала с чисто-женским эгоизмом и задним числом дула на чужую горячую воду. Драматизм положения для Ефима Иваныча усложнялся детьми, которыя говорили ему о пережитых радостях не им , а другим , о неиспытанном счастье и волнениях . Он и любил их , как детей Ленушки, и точно ненавидел , как представителей фамилии Горбылева. Это двойное чувство оскорбляло его и доставляло новыя мучения. В заключение, Ленушка на его глазах состарилась... Да, этот роковой процесс совершался на его глазах и разрушал каждый день одну иллюзию за другой. А впереди больше не оставалось
ничего -- это было ужасное слово, которое давило, как могильная плита.    Ежедневныя посещения Леониды Гавриловны давали исход наболевшему чувству. Ефим Иваныч , под видом своих сарказмов и ядовитых выходок , прятал многое, о чем Леонида Гавриловна, может -быть, и не догадывалась. Появление "красных деток " явилось только лишней каплей этих тяжелых испытаний, напоминало о далеком прошлом , об его несбывшихся надеждах и непережитых радостях .    -- Приасходно...-- шептал старик , лежа у себя на диване.-- Что же, я никому не желаю мешать и никому не мешал !