Льола предупредила Стебуна во время его визита об этом заседании и через несколько дней снова увиделась с ним.
Расширенное заседание происходило впервые. На него пришли, кроме работников и организаторов комиссии, представитель губкома, лысый бородатый агитатор от Агитпропа Центрального комитета, по одному, по два человека от Комсомола, профсоюзного центра и Пура.
Льола села секретарствовать, сияя оттого, что собралось представительство таких организаций и что осуществление задуманного плана работы во многом будет зависеть от ее энергии. В прениях, в постановке вопросов ловила каждое слово. Всматривалась в собравшихся. Она заметила, что Стебун не поздоровался с одним непринужденно державшимся на заседании партийным деятелем, свободно вступавшим со всеми в разговор и бросавшим беспрестанно критические реплики. Льола узнала только, что это работник губкома Диссман. Имя это ей ничего не говорило о самом человеке.
Диссман же позировал, будто сановная особа. Льола почувствовала, что он старается обратить на себя ее
внимание. Избегая его упорного взгляда, она сделала вид, что занята записыванием прений и ничего не видит.
Диссман спросил потихоньку про нее у Резцовой.
Льоле во время обмена мнений пришлось поднять голову, чтобы подтвердить одно из заявлений Резцовой об интересе к работе по заочному образованию в провинции. Она горячо сослалась на материалы, имевшиеся по этому вопросу в комиссии. Стало ясно, что она ведет невидную, но проникнутую идейным интересом работу в комиссии.
Тогда вдруг воспламенился верой в дело заочного образования и Диссман. Сейчас же он попросил слова и в негодующих филиппиках стал требовать, чтобы предложения руководителей комиссии были целиком приняты и оказана всякая помощь Главполитпросвету. Он в позе Ленина поднялся из-за стола, заложил большие пальцы обеих рук в жилетные карманы и, сердито коля вопросами остальных собравшихся, стал обличать:
— Двадцать процентов неграмотного населения— это вам шуточки! А из восьмидесяти процентов грамотных половина не имеет ни учителей, ни руководителей в самообразовании, ни книжки — это вам коммунистическое государство? Нет, научите-ка их, просветите их — вот тогда вы будете коммунисты. Комиссия закладывает краеугольный камень в дело просвещения, разве мы не поможем ей? Всеми силами. Массы на это дело надо поднять, а не о пустяках спорить. Конечно, всесоюзное совещание нужно, и я первый попрошу дать мне доклад на этом совещании...
Льола, откинув первое чувство антипатии к выступившему, обрадовалась союзнику. Ей не пришло в голову, что у Диссмана что-то уже задумано на ее счет.
Стебун усмехнулся прыти товарища, в мотивах которой он не сомневался, но про-себя решил, что Диссман растаял только пока находится на заседании, выйдя же отсюда, просто не будет иметь случая встретиться с Льолой.
Он, однако, ошибся. На следующий же день от имени Диссмана Льолу подозвали к телефону.
Льола взяла трубку.
— Товарищ Луговая?
— Да.
— Говорит Диссман. Товарищ Луговая, протокол вчерашнего заседания комиссии вы составляете?
— Да, я.
— Я хотел просить вас вот о чем, товарищ Луговая... Я протокол хочу показать в ЦК и в секретариате, для того чтобы они заинтересовались этим делом. Мне очень важно, чтобы моя речь и предложения были записаны точно и чтобы что-нибудь не было искажено. Я хотел бы поэтому, прежде чем протокол будет подписан Ржаковым и вами, прочитать, как вы записали то, что я говорил.
— Как же это сделать? — растерялась Льола.
— А вы скажите, когда у вас будет готов черновик, я к вам заеду.
— Через час черновик у меня будет готов.
— Вы будете в комиссии в это время?
— Я буду здесь весь день.
— Я значит через час, через два заеду.
— Пожалуйста, товарищ Диссман.
Льола не нашла ничего неестественного в желании Диссмана прочесть черновик. Смутилась, но решила быть осторожной и стала ждать. Постаралась вспомнить все, что говорил Диссман, и несколько раз проверила протокол.
Диссман через полчаса появился, сделал широкий приветственный жест шляпой и подсел к столу.
— Здравствуйте, товарищ Луговая.
— Здравствуйте, товарищ Диссман. Вот протокол.
Диссман делал вид, что читает, а сам вскруженно
ощупывал глазами формы фигуры молодой женщины.
Перечеркнув кое-что в протоколе, он вдруг спросил:
— Вы член партии, товарищ Луговая?
— Нет, — удивилась Льола.
— Жаль... Поэтому-то я вас до сих пор не видел ни разу в Москве. Тогда вы бывали бы на наших собраниях.