С тех ячеек, в которых работал Стебун, он и предложил начать выступление, не сомневаясь, что здесь оппозиция будет иметь успех.
Предложение Стебуна было принято.
И только теперь, будучи уверен, что единый фронт всех недовольных, а главное — участие в выступлении громкоименных величин обеспечивают наконец полное
торжество оппозиционной платформы, Стебун решил устроить свои личные дела и прежде всего Льолу сделать своей женой.
Он зашел в Главполитпросвет к Резцовой. Главполитпросветская ударница сообщила ему, что Льола должна вечером делать доклад на собрании культурников в Доме союзов, поэтому необычайно волнуется, и ее лучше не смущать.
Стебун расспросил точнее о собрании и узнал, что роль докладчицы Резцова же вместе с Нехайчиком и навязала Льоле, втягивая неискушенную молодую женщину в работу с массой. Льола заранее трепетала от одной мысли о том, что она в этом ответственном выступлении со скандалом провалится.
Стебун подумал и, не заходя к Льоле, решил повидать ее, когда она будет делать доклад, а перед собранием только позвонить ей, что собирается с ней увидеться.
Он знал, что должно было случиться после его разговора с женщиной, которая вверялась ему с самого начала и заставляла его самого то деликатно отступать, то стремиться к сближению с ней. И он решил быть готовым к перемене в своем положении. Сопоставил с своими видами на новую жизнь предстоящий отъезд Кровенюка. И пошел к Файману.
Файман был в магазине. Стебун прошел в магазин.
Торговец любезно изумился.
— Дорогой жилец! Уважаемый гражданин Стебун! Сядьте пожалуйста тут. Сюда, на стульчик... Это наш магазин.
— Спасибо, не беспокойтесь. Я с небольшой просьбой, если хотите мне помочь...
Он, пересиливая неловкость своего визита, усмехнулся, оглянул магазин и через стойку наклонился к торговцу.
Тот любезно затоптался, порываясь услужить такому жильцу, как Стебун.
Стебун сообщил:
— У вас освобождается та комната, в которой я прежде жил, так у меня просьба предоставить мне ее опять.
— Как! А та, в которой живете, разве не нравится вам?
— Нет, не то... Эту комнату я не освобождаю. Я женюсь и поселю там жену, а сам поживу опять в этом ящике, пока не устроюсь где-нибудь понастоящему.
— А! Очень приятно, очень приятно, гражданин Стебун! Для вас, для хорошего партийца все сделаю. Как только уедет гражданин Кровенюк, можете комнату занимать, больше никого не допущу.
— Спасибо, гражданин Файман. Может быть, сегодня же, если удастся, я и приведу жену показать ей, где. она будет жить.
— Когда хотите. Мешать не будем, ни вы нам, ни мы вам. Очень рады будем, что и вы семьянином становитесь!
Торговец извивался от полноты чувств.
Стебун еще раз поблагодарил его и ушел.
Льола готова была провалиться сквозь землю.
На двух-трех главполитпросветских собраниях
сотрудников ей пришлось выступить с докладами по просьбе местной культкомиссии. На выступлениях в кругу сотрудников она обнаружила способность отстаивать ту точку зрения, к которой присоединялась.
Резцова, по просьбе Стебуна старательно подталкивавшая Льолу к работе над своим мировоззрением, придралась к этому, и именно по ее наущению Льолу стали втягивать в выступления все чаще.
А теперь Резцова придумала новое. В Доме Союзов культотдел устраивал собрание фабрично-заводских культурно-просветительных комиссий для доклада о постановке заочного самообразования, и главполитпросветская секретарша объявила Льоле, что доклад придется делать ей.
Льола, услышав это предложение, отшатнулась от своей опекунши.
— Татьяна Михайловна, вы убить меня хотите?!
Но спорить с Резцовой, если она решила что-нибудь,
было немыслимо.
— Милая Елена Дмитриевна! Если вы хотите быть только безголовой чиновницей — тогда дело ваше, а если вас интересует живое дело — то доклад сделаете, хотя бы все знали, что вы от роду немой человек и до сих пор слова не говорили. Собрание уже назначено, Ржаков будет занят, а я в этот же день делаю два доклада. Дайте послушать другого кого-нибудь хоть вечером!
— Ах, Татьяна Михайловна, да провалюсь же я с позором!
— Это касается вашей работы. Если она вам надоела, то так и говорите, поставим на всей нашей заочнообразовательной затее крест, и будете делать что-нибудь другое.
— Но, Татьяна Михайловна, может быть, кого-нибудь другого подговорите. Вы сумеете это сделать.