— До свидания!
Льола безвольно опустила трубку...
А вечером на трибуне бокового лекционного зала когда приблизилась минута ее выступления, суетился Нехайчик, с яростной враждой спорила с каким-то, случайно зашедшим на собрание пропагандистом Резцова, Льола же, прислонясь к стене авансцены, казалось, теряла всякую способность соображать что бы то ни было.
Стебун, выйдя из боковой двери на авансцену, еще с порога посмотрел на собрание, на его устроителей, на Льолу и приблизился к столу. Поздоровался с Резцовой и остальными, с кем был знаком. О чем-то обменялся несколькими замечаниями с Нехайчиком и Татьяной Михайловной. Заметил, что Льола видит его, но не имеет сил приблизиться, безвольно ожидая момента выступления.
Он мгновение помедлил, встретившись с ней взглядом, что-то прикинул в уме и с уверенным кивком головы подошел, ободряя ее:
— Волнуетесь? Пустяк, Елена Дмитриевна. Я попросил, чтобы Нехайчик дал прежде мне слово, а когда я поговорю, вам будет легче свое сказать. Возражения на чужую речь набегают скорей и возбуждают красноречие. Не падайте духом!
Льола очнулась и схватила его за руку, не пожимая ее, а держась и не выпуская, будто боясь, что Стебун уйдет, прежде чем вольет в нее уверенность в ее собственных силах.
— О, вы спасаете меня! Я уже приготовилась, что провалюсь с стыдом и позором! — созналась трепетно она.
— Нет, это ни вам, ни кому другому не нужно. Нехайчик сейчас откроет собрание, и будем говорить. Я минут десять хочу поговорить о затеях заочного образования, поскольку к ним отвлекаются массы от других очередных задач. Вам придется меня ругать в своей речи. Можете не стесняться. А потом я провожу вас немного, мне нужно будет потолковать с вами.
— А... Хорошо!
Льола вспыхнула. Но все другое нужно было теперь отложить и думать только о докладе. Она поняла, как прозрел ее состояние этот стегучий Стебун. Она радостно выпустила его руку, вдруг почувствовав, что у нее свалилась с плеч гора.
— Илья Николаевич! — вырвалось у нее.
Стебун бодряще усмехнулся.
— Знаю, знаю... Вы думаете, что я только ради вас и стараюсь? Посмотрите, как я поиздеваюсь над вами. Давайте-ка торопить наших друзей.
И он повернулся к Нехайчику и Резцовой.
— Начинаем?
— Да! — заспешил экспансивный культпросветчик, бросая разговоры и занимая место за столом.
Стебун позвал взглядом за собой Льолу, также сел и указал ей на стул.
Нехайчик призвал к порядку собрание и, как всегда, поражая варварски исковерканными на свой лад словами, забарабанил:
— Товарищи работники культурно-просветительной работы, у нас сегодня собрание культурно-просветительных работников, которые занимаются организацией заочного самообразования. Вы все знаете, какое это колоссальново грандиознова задача — научить заочному самообразованию нашего пролетариата. Поэтому мы с такова нетерпением и ждали этого собрание. Вступительное слово желает сказать товарищ Стебун, имеющий своего взгляда на наша работа. Слово товарищу Стебуну.
У Стебуна была несложная задача, вытекавшая из его намерения помочь Льоле. Требовалось в коротеньком слове походить вокруг да около вопроса и подсказать докладчице несколько положений, которые затронули бы ее мысль и вызвали желание дать отпор неверному суждению. Аудиторию Стебун знал, круг интересов и представлений слушателей — также. Для него не представляло труда задеть и собравшихся и Льолу.
Он провозгласил неизбежное — «товарищи»!
Собрание стихло, а он повел рукой и начал излагать свой взгляд, почти чувствуя во время речи, как цепляется за его слова не спускавшая с него глаз Льола.
— Самообразовательная работа существует не только теперь, но существовала даже во время подпольщины, — привел Стебун первое соображение и продолжил: — Я говорю о том, что было в наше время школами политграмоты... О подпольных кружках, воспитавших бойцов двух революций. Заочное самообразование для преподавания политической грамоты и коммунизма применить нельзя, а поэтому едва ли целесообразно поднимать на него артиллерию наших рабочих организаций. В самом деле, на что мы сами толкнем массы, если оторвем их от школ политграмоты и подсунем Им заочное образование? Они станут увлекаться техникой, они захотят быть бухгалтерами, стенографистами, шоферами и учиться всякой технической
и профессиональной премудрости. А политическая грамотность? Для нее времени не останется...
Льола уже при словах о том, что к преподаванию политграмоты заочное самообразование применить нельзя, вспыхнула, а теперь с повышающимся возбуждением слушала, ловя каждую фразу и в уме подбирая возражения на речь Стебуна.