Стебун отступил от гостьи выжидательно назад и остановился у окна, следя за взволнованной женщиной.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте...
Молодая женщина сделала два шага вперед и опустила беспомощно руки.
— Илья Николаевич, — взмолилась она покаянно, — я пришла, чтобы вы мне простили мою вчерашнюю несусветную глупость!..
Стебун, не глядя на нее, потер себе болезненно виски и склонил голову.
Льола вспыхнула от волнения и заспешила, запросила о пощаде.
— Я вообразила, Илья Николаевич, и вот... Что я наделала, ах!.. Такой глупости вы от женщины еще не видели. Я ошиблась, потому что... не знаю... Вы удивительно хорошо подошли ко мне. Вы же не такой, как мужчины того круга, в котором я когда-то вращалась. Я не хотела ошибаться, Илья Николаевич! Как вам объяснить эту ошибку? Я не знаю, что вы можете обо мне теперь подумать...
Стебун, шагнув к стулу, опустился на него, нетерпеливо выслушал покаяние, но вдруг опять встал и надрывисто бросил:
— Вы... не ошиблись, Елена Дмитриевна. Все это с моей стороны комедия вчера была.
— Ах! — сразу смолкла Льола.
Она затаила дыхание от ощущения жгучести счастья, против которого напрасно сама с собой билась. Побледнев вдруг, прислонилась беспомощно возле дверей, будто ожидая себе приговора.
А Стебун, не поворачиваясь к ней, чтобы она не видела, с каким трудом силится он выбирать слова для объяснения, с потрясающей жесткостью делал признания.
— Вы не ошиблись! — резко обличил он сам себя. — Я собирался действительно предложить вам сделаться моей женой. Знаете, я считаю себя не настолько ординарным человеком, чтобы меня какая-нибудь женщина не стала любить, если она понимает что-нибудь в людях. Во мне на тормозах беснуются тысячи сил. Я могу натворить чудес! А не добиться поставленной себе цели, — это вообще значит не быть человеком, который других может вести за собой. Если вы этого не увидели, то не стоит об этом и говорить. А вы по всему ясно, — этого не увидели. Значит я самый обыкновенный дамский зауряд-страдатель. Ах, идиотизм! Но это урок. Дали вы мне щелчка и спасибо! Вчерашняя моя мнимая вспышка была трюком, чтобы мое собственное самолюбие спасти. Но это все трын-трава. Постараюсь забыть все это. Больше мы с вами не встретимся. Я избавлю вас от этой неприятности. Идите, Елена Дмитриевна, домой...
Стебун кивнул на дверь и жестко повернулся вглубь комнаты, ожидая, чтобы Льола вышла.
Но не затем пришла Льола, чтобы разить Стебуна.
— Илья Николаевич! — воскликнула она, склоняясь с отчаянием вырвавшейся наружу любви.
Стебун махнул было рукой, думая, что Льола хочет сердобольным сочувствием утешить его.
— Уходите! — повторил он, задыхаясь.
— Илья Николаевич! — с той же безумной решимостью подтвердила Льола, что она также уже не владеет собой.
Стебун вдруг смятенно поднял голову, услышав через силу вырвавшийся любовный призыв женщины.
— А!..
Льола стояла в покорной мольбе, чуть не падая.
Стебун моментально очутился возле нее.
— А-а! — вырвался у него торжествующий стон.
— Ах! — с мукой выдохнула и она.
Льола затрепетала в его руках, а он, ощутив этот трепет, хотел впиться поцелуем в ее губы.
Льола схватила его за руку и, с запойным восторгом выпрямляясь перед ним, осторожно отстранила его на мгновение.
— Илья Николаевич, вы...
Стебун быстро поправил:
— Не «Илья Николаевич», а Стебун, не «вы»... Муж! — потребовал настойчиво он.
Льола вспыхнула, повела хмельно головой, глотая счастье собственного согласия, и ответно повторила:
— Стебун и муж... Я расскажу только прежде вам, какая жена я вам буду, чтобы вы все знали. В каких я цепях... А тогда, товарищ Стебун, решайте сами или вместе мы рентам, можем ли мы сделаться мужем и женой. Вам и в голову, вероятно, не приходило, что у меня и без того уже есть два мужа. Вы этого не знаете, а мне нужно, чтоб вы знали все. Прежде всего — я жена белого, безвестно пропавшего офицера...
Стебун сделал безразличный, заранее прощающий неизвестные ему обстоятельства жизни Льолы жест, но предложил с уверенным спокойствием:
— Рассказывайте.
— Ну вот. Мой первый муж — помощник одного инженера, некоего Придорова, служил во Всеобщей электрической компании. Во время революции связался с людьми, близко знавшими Керенского, и был сторонником его власти. Когда Керенского свергли и началось хозяйствование большевиков, против них стали выступать в разных местах. Мы находились в Одессе. Тамошние знакомые мужа, разные политические дельцы, сговорились и убедили мужа вступить в войско Врангеля. Он отправил меня с трехмесячным ребенком в Москву и зачислился в добровольцы. Пока красные не разбили Врангеля, он воевал и писал. Но вот большевики повели наступление. Фронт ликвидировался. Муж мой, офицер добровольческого отряда Луговой, исчез, и я о нем перестала получать какие бы то ни было сведения. Из Москвы мне пришлось уехать опять в Одессу. Чтобы чем-нибудь существовать, я поступила в Одессе на место учительницы. Вы знаете, как жили учительницы... Я стала продавать вещи. Еле могла поддерживать существование ребенка. Сама голодала. И в этом положении застал меня тот инженер, у которого муж был помощником. Этот инженер, по фамилии Придоров, всегда умел жить всласть. Увидев меня, когда я голодала, он предложил мне отдать ребенка в приют, а самой стать его женой. У меня выбора не было. Ребенок погиб бы от голода. От Лугового вестей я не имела. И я вышла за этого Придорова. Что это за человек, я тогда чуть-чуть догадывалась; поняла, когда стало поздно... другого такого и нарочно не придумать, а-ах!..