Когда пришел доктор, Стебун угрожающе остановился у постельки, сбоку от него.
Зина, надевшая простенький домашний пеньюар вместо нарядно расшитой блузки и короткой юбочки, в которых она была, когда приехал Стебун, уже не силилась даже обманывать мужа. Как приговоренная стала возле окна и с нервическим напряжением следила за движениями мужа.
Доктор, взглянув на ребенка, нехотя подошел к постельке.
— Вот что... Виноваты сами! Все ясно!
Он выпрямился и махнул безнадежно рукой.
Стебун сунулся плечами вперед, вырвал из кармана руки.
— Ничего не ясно. Что у него?
— Видите язвы?
— Вижу... А что это — язвы?
— Стыдно же не знать этого! Натуральная черная оспа... Не позаботились о том, чтобы сделать мальчишке прививку. Культурные люди! А еще ахаете... Эх, народец!
У Стебуна в голове зазвенело. На мгновение он тяжело схватился за стул, ожидая, пока прояснится сознание, механически тяжело поднял судорожно сжатую в кулак руку. Тихо повернулся к жене.
Молодая женщина, также со сжатыми кулаками и стиснутыми зубами, подалась несколько от мужа и вызывающе ждала всего, что могло разразиться.
— Ты же меня заверила, что оспа привита... а?..
— Попробовал бы ты походить по этим амбулаториям сам, а то жена изволь таскаться... «Заверила»!
Стебун грузно переступил с ноги на ногу, придвигаясь к жене и не сводя с нее глаз.
— Ах! — женщина начала пятиться к дверям.
Доктор бросился к хозяевам и сурово взял оглушенного негодованием Стебуна за руку.
— Успокойтесь, товарищ Стебун! Не видели вы разве встрясок хуже этой? А? А ну, выпейте-ка вот воды...
И он, живо оглянувшись, с необычно быстрой предусмотрительностью подступил к нему, подавая воду.
Стебун, проведя руками по лицу, так что на висках и на скулах выступили багровые пятна, отстранил его.
— Спасибо, доктор! Не беспокойтесь, я удержу себя в руках... Может ребенок все-таки выдержать болезнь?
Доктор пробежал взглядом по постельке и отрицательно мотнул головой.
— Сколько он еще может мучиться?
— Дня два... Облегчения теперь не будет.
— А-а!.. — простонал Стебун. — Хорошо, доктор! — махнул он рукой. —Простите за беспокойство и спасибо за посещение. До свидания...
Стебун оглянулся.
Женского существа, которое, будто по надутому бумажному кульку, хлопнуло рукой по его счастью и разбило его, — не было. Зина вышла, как только предостерегающее вмешательство доктора остановило занесенную над ней руку мужа.
Он посмотрел с полминуты на ребенка, вздрагивая от его стонов. Шатаясь, порылся в ящике письменного стола, разыскал среди склянок, старых ручек и принадлежностей для бритья порошок морфия, сел с этим порошком возле постельки, положил снова руку на головку ребенка и опустил сам голову...
Жена притаилась в другой комнате.
Теперь попавший в переплет событий ломовик-партиец стал сопоставлять свои наблюдения над поведением жены и делать выводы. И были так тяжелы эти выводы, что он несколько раз то разгибал спину, то со скрипящим стоном снова сгибал ее, опуская голову.
Он пришел к заключению, что жена имела любовника. Этим любовником был более молодой и более, чем Стебун, занятый своей карьерой редактор журнала Диссман. Недаром Диссману понадобилось поощрять легкомысленную женщину на сочинительство невежественных заметок в газету...
И другое заключение напрашивалось. В женщине, несомненно, были остатки любви и к мужу. Но частые отлучки Стебуна разобщали его и ее, и она поскользнулась, сама ужасаясь тому, что после этого должно было произойти.
И, наконец, последнее заключение — заключение о том, что, несмотря на остатки любви этой женщины к нему, он уже любить ее и жить с ней не сможет. Делить жизнь с женщиной, которая, меняя постель на постель, допустила, чтобы ее ребенок живьем сгнил? Это была бы не жизнь мужа и жены, а полная фальши связь людей, ненавидящих друг друга.
С этой связью надо было кончать.
Он решил это, и еще больней его пронизал повторившийся стон сына, переворачивая в нем душу.