Прав был друг Шостаковича музыковед Иван Соллертинский. Еще в тридцатом году Соллертинский написал про многострадальную оперу эссе: «Нос — орудие дальнобойное!»
Михаил ШЕМЯКИН
Шемякина я знал еще по Ленинграду. Через десять лет мы повстречались в Америке. Шемякин говорит:
— Какой же вы огромный!.
Я ответил:
— Охотно меняю свой рост на ваши заработки…
Прошло несколько дней. Шемякин оказался в дружеской компании. Рассказал о нашей встрече:
«…Я говорю — какой же вы огромный! А Довлатов говорит — охотно меняю свой рост на ваш… (Шемякин помедлил)… талант!»
В общем, мало того, что Шемякин — замечательный художник. Он еще и талантливый редактор…
Виктор ШКЛОВСКИЙ
Как-то раз мне довелось беседовать со Шкловским. В ответ на мои идейные претензии Шкловский заметил:
— Да, я не говорю читателям всей правды. И не потому, что боюсь. Я старый человек. У меня было три инфаркта. Мне нечего бояться. Однако я действительно не говорю всей правды. Потому что это бессмысленно. Да, бессмысленно…
И затем он произнес дословно следующее:
— Бессмысленно внушать представление об аромате дыни человеку, который годами жевал сапожные шнурки…
Альфред ШНИТКЕ
Долгие годы считалось, что Альфреда Шнитке недооценивают отечественные музыкальные власти. Что, в общем-то, соответствовало действительности. Так, его не отпустили в Австрию читать курс современной музыки.
Затем произошла такая история. Гидон Кремер поехал на Запад. Точнее, в Германию. Играл там скрипичный концерт Бетховена. Причем с каденциями Альфреда Шнитке.
Что такое каденции, знают не все. Это виртуозные миниатюры, фантазии на темы концерта. Что-то вроде связок, которые дописываются интерпретаторами Бетховена.
По традиции их сочиняют в манере девятнадцатого столетия. У Шнитке же отношения с традициями напряженные. В результате, каденции его прозвучали несколько экстравагантно. Даже немецкие критики пришли от них в ужас. Чего же тогда ждать от советских критиков?!..
История не кончается. Воронежский симфонический оркестр должен был исполнять какое-то произведение Шнитке. Власти дали согласие. Но тут взбунтовались рядовые музыканты. Обратились в горком партии. Заявили, что это «сумбур вместо музыки». Низкопоклонство перед Западом. И так далее. В результате, исполнение музыки Шнитке было запрещено.
Короче говоря, существует, разумеется, такая проблема — «Художник и власть». Но есть и другая, более серьезная проблема — «Художник и толпа».
Максим ШОСТАКОВИЧ
Кошмар сталинизма даже не в том, что погибли миллионы. Кошмар сталинизма в том, что была развращена целая нация. Жены предавали мужей. Дети проклинали родителей. Сынишка репрессированного коминтерновца Пятницкого говорил:
— Мама! Купи мне ружье! Я застрелю врага народа — папку!..
Кто же открыто противостоял сталинизму? Увы, не Якир, Тухачевский, Егоров или Блюхер. Открыто противостоял сталинизму девятилетний Максим Шостакович.
Шел 48-й год. Было опубликовано знаменитое постановление ЦК. Шостаковича окончательно заклеймили как формалиста.
Отметим, что народные массы при этом искренне ликовали. И как обычно, выражали свое ликование путем хулиганства. Попросту говоря, били стекла на даче Шостаковича.
И тогда девятилетний Максим Шостакович соорудил рогатку. Залез на дерево. И начал стрелять в марксистско-ленинскую эстетику.
Марья и Андрей СИНЯВСКИЕ
Марья Васильевна своеобразно реагирует на письма. Она их даже не распечатывает. Ей кажется, что это не порок, а интересная, даже метафизическая особенность характера. При этом Марья Васильевна занимается самой разнообразной деятельностью. В том числе и предпринимательской. Ведет идейную борьбу. Поддерживает отношения с большим количеством людей. Однако писем не распечатывает. Друзья указывают на конвертах:
«Деньги!»
Или:
«Чек!»
Или:
«Потрясающая сплетня о Максимове!»
Даже это не всегда помогает…
Синявский говорил:
— Хорошо, когда опаздываешь, немного замедлить шаг…
Владимир СОЛОУХИН
Слышал я такую фантастическую историю.
Было это еще при жизни Сталина.
В Москву приехал Арман Хаммер. Ему организовали торжественную встречу. Даже имело место что-то вроде почетного караула.