Она была смугловата, и на лице ее выделялись печальные темные глаза. Многие сочли бы ее весьма привлекательной. Держалась Матильда скромно и почтительно. Я сразу почувствовал расположение к ней — но только ли за ее доброту по отношению к несчастному сиротке Джо?
— У вас в доме не так давно приключилось большое несчастье, — заметил я, не найдя другой темы для разговора.
— Ох, сэр, даже и не упоминайте об этом! — ответила она, вздыхая. — С тех пор у меня то и дело мурашки по коже. Ведь это я его нашла тогда.
Появился ослик, и Джо отправился кататься в сопровождении Матильды. Когда они вернулись и Джо начал расписывать мне свои впечатления, к нам приблизилась еще одна молодая женщина. На ней было в точности такое же платье, как у Матильды, — совпадал даже узор на ситце — и черные митенки[16]. Она тоже была хороша собой: светлые волосы, голубые глаза смеющееся, лукавое лицо.
— Да это же Джейн Кросс! — воскликнула Матильда. — Чего это ради ты решила выйти из дому, Джейн? Все ли там в порядке?
— Как будто там что-то может быть не в порядке! — легко парировала та, которую звали Джейн Кросс. — Задняя дверь заперта, а вот и ключ от парадной. — Она вытащила массивный ключ. — Почему бы мне и не прогуляться, Матильда, коли ты гуляешь? Дом уже не тот, что прежде, не так уж и весело сидеть там совсем одной.
— Истинная правда, — тихо отозвалась Матильда. — А вот и маленький мастер Джо, он катался на ослике.
Две горничные, взяв с собой Джо отправились к морю. У входа на пляж они повстречали Ханну, которая также направлялась туда с нашим младшими детьми, Хью и Линой. Горничные уселись посплетничать, пока дети, сняв башмаки, играли в воде у берега.
Так состоялось мое знакомство с горничными из номера седьмого. К несчастью, на этом оно не закончилось.
Смеркалось. Весь день мы были на ногах, пообедав в городе в час пополудни, чтобы не доставлять лишних хлопот Мэри. Только что мы кончили пить чай в гостиной на первом этаже, где обычно и ужинали. Сквайр любил сидеть в эркере у раскрытого окна и разглядывать прохожих до тех пор, пока не угасал последний луч солнца; из окна гостиной на втором этаже ему было видно не так хорошо. Я сидел напротив него. Маман и Мэри Блэр, обе с вязанием в руках, расположились на своем излюбленном месте — софе в противоположном углу гостиной. Соседняя комната была отведена под класс для школьных занятий.
С моего места был виден последний дом на улице, номер седьмой. Должен сказать, что за прошедшие две-три недели я несколько раз встречал горничных у моря и познакомился с ними поближе. Обе они были воспитанными и достойными девушками, но из них двоих Джейн Кросс, всегда веселая и приятная в обхождении, нравилась мне больше. Однажды она рассказала, почему в номере седьмом ее почти всегда звали полным именем — что лично мне казалось весьма непривычным. Так вышло, что когда она, два года назад, получила место горничной, в доме уже была служанка по имени Джейн, поэтому ее стали называть по имени и фамилии — Джейн Кросс. Через год та горничная взяла расчет, и на ее место наняли Матильду. Ко всем слугам в доме относились одинаково ровно, никого не принижая, как это частенько бывает в иных домах. Эти подробности могут показаться вам ненужными и излишними, но вскоре вы сами поймете, почему я счел необходимым упомянуть о них.
Был понедельник, кончалась третья неделя нашего пребывания в Солтуотере, но сквайр даже и не заговаривал об отъезде. Он наслаждался беззаботной и спокойной жизнью и, будто ребенок, радовался собранным на пляже ракушкам, заводным куклам на променаде и представлениям Панча.
Итак, в тот вечер мы, по своему обыкновению, сидели у окна, и с моего места был виден дом номер семь. Поэтому я заметил, как Матильда, держа в руках кувшин, пересекла лужайку и вышла за ворота, чтобы купить эля к ужину.
— Вон идет Джейн Кросс! — воскликнул сквайр, когда она прошла мимо наших окон. — Верно, Джонни?
— Нет, сэр, это Матильда, — но обознаться было нетрудно, поскольку девушки были примерно одного роста и сложения, да и одевались обычно одинаково, потому что траурные платья для них заказывали по одному образцу.
Матильда вернулась минут через десять или около того — они с хозяйкой «Лебедя» любили почесать языками. Кувшин был наполнен элем до самых краев. Она притворила за собой кованую калитку. Заняться мне было нечем, поэтому я высунулся в окно поглазеть, как Матильда войдет в дом, и увидел, что она, подергав ручку входной двери, принялась стучать. Стучала она трижды, с каждым разом все громче и громче.