Сейчас она находилась в самой красивой и, возможно, самой уникальной части библиотеки. Тут блистали своим великолепием пять величественных окон — главная гордость комнаты. Впрочем, здесь нельзя было ничего спрятать, поэтому, насладившись яркостью витражей, Вайолет более не тратила на них своего времени. Гораздо больше надежд она возлагала на высокие сиденья для певчих, под которыми могли находиться ящики для книг.
Но едва она попыталась поднять крышку одной скамьи, как Хетти остановила ее.
— Там тоже ничего нет, — сказала она, и Вайолет, вздохнув, направилась к столу.
Невероятных размеров стол, как и комната, имел форму овала; в его столешнице, с той стороны, что была ближе к окну, имелась выемка для стула — чтобы удобнее было писать. На столе было разложено множество самых разных предметов, в том числе журналы и брошюры, бювар с принадлежностями для письма, лампа и кое-какие безделушки и, кроме всего прочего, большая открытая шкатулка, богато украшенная жемчугом и слоновой костью.
— Не трогайте ничего, — сказала Вайолет Хетти, когда та попыталась сдвинуть какую-то вещицу.
— Вы уже и так все переворошили, когда утром искали завещание?
— Да, мы все тут просмотрели.
— А вот эти брошюрки?
— Перетряхнули каждую. Здесь мы искали особенно тщательно, так как я видела, что миссис Квинтард останавливалась у стола.
— Голова у нее при этом была поднята или опущена?
— Опущена.
— То есть она глядела вниз, а не по сторонам?
— Да. Ее рукав окрашивал красный свет. Мне показалось, будто рукав двигался — как если бы она вытягивала руку вперед.
— Вы не могли бы встать в том же месте и повторить ее позу?
Хетти поглядела на край стола, нашла место, где красный цвет сменял синий и зеленый, двинулась туда и остановилась, низко склонив голову на грудь.
— Отлично! — воскликнула Вайолет. — Но луна тогда, вероятно, находилась в другом месте, нежели сейчас солнце.
— Вы правы, луна тогда была выше, я это помню.
— Дайте-ка я попробую, — сказала Вайолет.
Хетти отодвинулась, и Вайолет встала рядом с ней, но в нескольких шагах от того места, где сначала стояла Хетти. Она оказалась у самой середины стола. Опустив голову так же, как это сделала Хетти, Вайолет вытянула вперед правую руку.
— В бюваре смотрели? — спросила она. — Я имею в виду, между листами бумаги и пресс-папье?
— Ну конечно, — с заметной гордостью ответила Хетти.
Вайолет продолжала глядеть вниз.
— В таком случае вы убрали все, что на нем лежало?
— О, да.
Вайолет продолжала разглядывать бювар. Затем порывисто воскликнула:
— Разложите все обратно по местам!
Хетти выполнила ее просьбу.
Вайолет продолжала глядеть на бумаги, затем медленно вытянула руку, но тотчас же снова опустила ее с разочарованным видом. Конечно же завещания не могло быть в чернильнице или бутылочке с клеем. И все же что-то снова заставило ее склониться над бюваром и пристально рассмотреть его.
«Если бы только тут ничего не трогали!» — вздохнула Вайолет про себя. Но внешне она никак не выразила свое неудовольствие и лишь воскликнула, окинув взглядом возвышающиеся над ней полки:
— Книги! Книги! Придется позвать всех слуг или нанять кого-нибудь, чтобы они просмотрели все книги, до которых могла дотянуться миссис Квинтард.
— Сначала нужно узнать, что об этом думает сама миссис Квинтард! — прервала ее Хетти, поскольку ее хозяйка как раз вошла в комнату. Было заметно, что она находится в крайнем смятении чувств.
— Юная леди считает, что искать нужно в книгах, — вставила Хетти, пока миссис Квинтард переводила взгляд с нее на Вайолет, стоявшую с задумчивым видом.
— Это бесполезно. Даже если начать немедленно, мы и половины не просмотрим до приезда Карлоса. И кроме того, Хетти, наверное, уже рассказала вам о моей крайней неприязни к книгам в красивых переплетах. Когда я не сплю, я еще могу взять в руки такую книгу, но в состоянии сомнамбулизма, когда мной руководят инстинкты, я этого точно не сделаю. У моего предубеждения есть свои причины. Я не всегда была богатой. Когда я вышла замуж, Клемент еще не начал сколачивать состояние. Я была так бедна, что частенько мне приходилось голодать, и, что гораздо хуже, видеть, как плачет от голода моя маленькая дочка. А все почему? Потому что мой муж был библиофилом. Деньги, на которые он мог бы содержать семью, тратились на дорогие издания. Трудно поверить в такое, не правда ли? Я помню, как он принес домой том из собрания Гролье[141], когда у нас в кладовой было хоть шаром покати. Поэтому я ненавижу книги, особенно в красивых переплетах. Мне даже приходится снимать обложку, чтобы решиться прочесть что-то.
141
Жан