Выбрать главу

Видя мою озабоченность, Николс ободряюще сказал: «Такое часто бывает. Это мелкие аномалии, и мы уверены, что они тоже исчезнут». Если я действительно вылечился, проблемы с рубцовой тканью и маркерами должны со временем решиться сами собой. Но полной гарантии не было; все должен был показать первый год. Если болезнь вернется, то в течение этого времени.

Я хотел быть здоровым, здоровым сейчас. Я не хотел ждать год, чтобы выяснить это.

Я вернулся домой и постарался наладить нормальную жизнь. Поначалу мне это удавалось: я просто играл в мини — гольф и строил планы создания фонда. Мой организм постепенно очищался от остатков химических препаратов, и я с облегчением узнал, что никакие органы ими не повреждены. Но я продолжал ощущать себя пациентом, и те чувства, которые я хранил в себе последние месяцы, все чаще выходили на поверхность.

Однажды меня пригласили сыграть партию в мини — гольф Билл Стэплтон и наш общий друг Дру Данворт, который в свое время переболел лимфомой. Волосы у меня еще не отросли, так что не следовало долго оставаться на солнце, поэтому я надел одну из тех дурацких шапочек, которые натягиваются на уши, и зашел в магазин купить несколько мячиков для гольфа. За прилавком работал молодой парень. Он посмотрел на меня, ухмыльнулся и сказал:

— Ты что, собираешься ходить в этой шапке?

— Да, — сухо ответил я.

— А тебе не кажется, что на улице достаточно тепло?

Я сорвал с себя шапку и нагнулся, чтобы он увидел мою лысую голову и шрамы на ней-

— Видишь эти чертовы шрамы? — рявкнул я.

Парень попятился.

— Потому я и ношу эту шапку. У меня рак.

Я натянул шапку на голову и вышел из магазина, дрожа от злости.

Я жил в постоянном напряжении, по-прежнему проводя много времени в кабинетах врачей. Каждую неделю доктор Юман брал у меня кровь на анализ и сообщал результаты в Индианаполис. Я находился под постоянным наблюдением. При такой болезни, как рак, постоянный мониторинг чрезвычайно важен, и ты жить не можешь без результатов анализа крови, компьютерной томографии и МРТ. Ты живешь знанием своего прогресса. В моем случае рак быстро пришел и быстро ушел — но так лее быстро мог вернуться.

Однажды — со времени окончания лечения прошло несколько недель — Латрис позвонила доктору Юману, чтобы узнать результаты тестов. Она записала их и передала доктору Николсу. Он посмотрел на цифры, потом улыбнулся и вернул листок с записями медсестре.

— Почему бы на этот раз вам не позвонить ему? — сказал он.

Латрис набрала мой домашний номер. Как я уже говорил, цифры анализов были очень важны для меня, и я всегда с волнением ждал любых результатов. Я снял трубку.

— Мы получили результаты анализа крови,-

сказала Латрис.

— И что? — нервно спросил я.

— Лэнс, они в норме, — сказала она.

Услышав это, я понял: я больше не болен. Конечно, болезнь могла вернуться; у меня впереди еще был целый год, поскольку, если болезни суждено вернуться, вероятнее всего, это случится в ближайшие двенадцать месяцев. Но по крайней мере, в данный момент, в это короткое и бесценное мгновение в моем организме не оставалось ни единого физического следа рака.

Я не знал, что сказать. Я боялся, что, если открою рот, из него вырвется лишь протяжный и нечленораздельный крик облегчения.

— Я так рада, что смогла сообщить вам столь

приятную новость, — сказала Латрис.

Я вздохнул.

Глава седьмая

КИК

Любовь и рак — странные спутники, но в моем случае они шли рука об руку. Моя болезнь едва ли была идеальной ситуацией для знакомства с будущей женой — но именно это и произошло. Зачем люди женятся? Для совместного будущего, разумеется. Но было ли у меня будущее, оставалось вопросом.

Я уже не был болен, но еще и не был здоров. Я находился в подвешенном состоянии, называемом ремиссией, и был одержим идеей, что болезнь может вернуться. Я просыпался по ночам с придуманными болями в груди и лежал в темноте, покрываясь потом и прислушиваясь к своему дыханию, уверенный, что вернулась опухоль. Наутро я отправлялся к врачу и просил, чтобы мне для спокойствия сделали рентген груди.

«Химиотерапия или помогает, или не помогает, — как-то сказал доктор Эйнхорн. — Если она пмогает, пациент живет нормальной жизнью, избавленной от рака. Если же она не помогает и рак возвращается, то обычно уже через три-пять месяцев наступает смерть». Вот как все просто.

Возвращение к нормальной жизни оказалось для меня делом непростым. Химиотерапия закончилась 13 декабря 1996 года, а месяцем позже на пресс — конференции, где было объявлено о создании моего фонда против рака и проведении «Гонки за розами», я познакомился с Кристин Ричард. Мы с ней перебросились всего парой фраз. Это была стройная блондинка, которую все называли Кик; она работала в рекламной фирме, взявшейся за продвижение нашего мероприятия. Я знаю, что должен был бы сказать, что безумно влюбился с первого взгляда, но на самом деле ничего такого не было. Я просто нашел ее умной и привлекательной. Позже она мне призналась, что и ее первое впечатление обо мне было столь же неконкретным. Я был просто «интересный лысый парень с широкой улыбкой». Более глубокие чувства между нами возникли только к весне, а к активным действиям мы перешли летом. Причин тому было несколько. Во-первых, каждый из нас в то время с кем-то встречался, а во-вторых, нашей первой продолжительной беседой была перебранка.

Все началось с телефонного разговора. Она представляла интересы компании, являвшейся важным титульным спонсором «Гонки за розами», и считала, что я недостаточно стараюсь, чтобы им понравиться. Накануне нашего разговора она раздраженно отчитала одного из сотрудников нашего фон да.

«За кого эта цыпочка себя принимает?» — подумал я и позвонил ей. Как только она сняла трубку, я сказал:

— Это Лэнс Армстронг. Кто дал вам право разговаривать с моими сотрудниками в таком тоне? -

И продолжал в том же духе. На другом конце провода Кик закатывала глаза и думала: «Этот парень

ведет себя так, споено он тут самый главный».

Мы спорили минут десять.

— Послушайте, — сказала она наконец. — Я вижу, что этот разговор ни к чему не приведет.

— Согласен, совершенно бессмысленный разговор, — ответил я.

— Знаете что? Давайте поговорим об этом за кружкой пива, — предложила Кик.

Я растерялся:

— Гм, да? Ну хорошо, давайте попьем пивка.

Мы встретились в баре. Я пришел с друзьями.

Не думаю, что перед встречей кто-то из нас полагал, что нас так потянет друг к другу. Я все еще был бледен, слаб и изможден болезнью, но ее это, казалось, не заботило. Она оказалась куда более забавной и общительной, чем я ожидал, — и очень умной. Я пригласил ее принять участие в наших еженедельных заседаниях правления фонда, проходивших у меня дома, и она согласилась. Фонд казался мне отличным ответом на то состояние неопределенности, в котором я оказался: курс химиотерапии был завершен, рак, по крайней мере на время, побежден, но я еще не знал точно, что меня ждет, и еще предстояло решить, чем я буду заниматься дальше. Общественная деятельность в такой ситуации выглядела наилучшим решением. Я решил для себя, что в первую очередь являюсь человеком, пережившим рак, а спортсменом — лишь во вторую. Слишком многие спортсмены живут так, словно мировые проблемы их совершенно не касаются. Наше богатство, узость интересов и элитарность изолируют нас от общества. Но одна из форм служения спортсменов обществу, оправдывающая их существование, — менять представление о человеческих возможностях. Мы побуждаем людей пересмотреть очерченные ими границы возможного, помочь им понять, что кажущиеся непреодолимыми преграды — это на самом деле не более чем психологический шлагбаум. Преодоление болезни в этом смысле сродни высоким спортивным результатам: мы еще многого не знаем о человеческих способностях, и я чувствовал, что мой долг — сообщить это людям.

Одним из самых важных событий в моей жизни в тот период стало знакомство с Джеффом Гарви, остинским бизнесменом. Со временем он стал моим близким другом, а тогда я просто рассчитывал на его помощь в создании фонда. Нас представил друг другу наш общий знакомый, и Джефф пригласил меня на ланч. Я приехал к нему в шортах и майке. Ланч получился долгий; мы много говорили о велоспорте — Джефф горячо любил его, и каждый год на велосипеде совершал путешествие по Испании, следуя по знаменитому маршруту паломников «Камино де Сантьяго». У Джеффа от рака умерли отец и мать, и он искал возможность помочь людям в борьбе с этой болезнью. Несколько недель спустя я пригласил Джеффа на ланч и за едой спросил у него, не возьмется ли он за управление фондом. Он согласился и стал нашим генеральным директором.