— Ну давай, ты же можешь, — принялась уговаривать она.
— Я выдохся, — сказал я. — Нет никаких сил.
— Понимаю, — сказала она.
— Но сходить с дистанции все равно нельзя. Даже если тебе придется идти к финишу шагом.
И я дошел шагом. Я начал обретать известность и среди местных велогонщиков. По вторникам на образующей петлю вокруг пустующего поля старой дороге они про-водиди кольцевые шоссейные гонки. Эти состязания были очень популярны среди серьезных велосипедных клубов местного масштаба и собирали Довольно большую толпу болельщиков. Я выступал за клуб, спонсируемый владельцем велосипедного магазина «Richardson Bike Mart» Хойтом, и мама купила мне ящик для инструментов, чтобы я мог Держать там все велосипедные запчасти и принадлежности. Она говорит, что до сих пор помнит, как я крутил петлю за петлей вокруг поля, обгоняя других ребят. Мама не могла нарадоваться, видя мою силу. А я был готов крутить педали из последних сил, чтобы завоевать приз, даже если он составлял несчастные 100 долларов.
В велоспорте гонки различаются по категориям, в зависимости от степени мастерства участников: в гонках 1-й категории участвуют самые сильные спортсмены, авгонках4-й — начинающие. Естественно, впервое время я состязался в 4-й категории, но мне очень хотелось подняться выше. Чтобы попасть на соревнования более высокой категории, нужно было показать результаты, выиграть определенное количество гонок. Но я был слишком нетерпелив и уговорил организаторов допустить меня к участию в гонке 3-й категории, где выступали велосипедисты постарше и поопытнее. Организаторы сказали мне: «Хорошо, но только не выигрывай». Дескать, если я привлеку к себе слишком много внимания, может подняться шум из — за того, что мне позволили обойти требования, касавшиеся перехода в другую категорию.
Я выиграл. Не смог сдержаться. Обошел всех. Разгорелся спор, что со мной делать. Кто-то предлагал меня дисквалифицировать. Но поступили наоборот — меня «повысили». Случилось так, что все четверо гонщиков 1-й категории, местные герои, выступали за команду Хойта, и я начал тренироваться с ними — 16-летний пацан с солидными мужчинами под тридцать.
Став в триатлоне «новичком года» общенационального масштаба, я понял, что мое будущее — в спорте. Я зарабатывал примерно 20 тысяч долларов в год и завел целую картотеку деловых знакомств. Мне нужны были спонсоры, которые брали бы на себя мои авиаперелеты на соревнования и прочие расходы. Мать говорила мне: «Послушай, Лэнс, если тебе суждено чего-то достичь, ты достигнешь этого своими силами, потому что никто за тебя этого не сделает».
Мать была моим лучшим другом и самым надежным союзником. Она организовывала и стимулировала меня, придавала мне энергии. «Если не будешь выкладываться на 110 процентов, успеха не будет», — внушала она мне.
Она привнесла в мои тренировки свой организационный талант. «Послушай, я не знаю, что тебе нужно, — говорила она. — Поэтому сядь и подумай, все ли ты собрал, чтобы не получилось так, что ты прибудешь на место и обнаружишь, что чего-то не хватает». Я гордился ею, и мы были очень похожи; мы понимали друг друга с полуслова, так что нам не приходилось много говорить. Мы просто читали мысли друг друга. Она всегда находила возможность купить мне велосипед новейшей модели или дополнительные аксессуары. У нее, кстати, до сих пор хранятся замененные мною педали и прочие детали, потому что они стоили так дорого, что у матери не хватало духу выбросить их.
Мы и на соревнования ездили вместе — на 10 — километровые забеги и состязания по триатлону. Мы уже начали думать, что я мог бы стать олимпийцем. Счастливый серебряный доллар был по-прежнему при мне, и на этот раз мать подарила мне брелок с цифрами «1988» — годом следующих летних Олимпийских игр.
Каждый день после школы я совершал 10-километровую пробежку, а потом садился на велосипед и весь вечер тренировался. На этих тренировках я научился любить Техас. Природа его, при всем своем унылом однообразии, прекрасна. Едешь по проселкам среди обширных пастбищ и хлопковых полей — и видишь вокруг лишь водонапорные башни, зерновые элеваторы и полуразрушенные сараи. Трава вся выедена скотом, а земля похожа на то, что остается на дне давно не мытой кофейной чашки. Иногда взору открываются холмистые цветочные луга и одинокие мескитовые деревья самых причудливых форм. Но большей частью техасская природа — это просто желтобурого цвета прерия, где лишь время от времени попадаются автозаправочные станции, а так — всюду поля, поля, поля, поросшие бурой травой или засеянные хлопком. Плоско, пусто — и ветрено. Даллас вообще считается одним из самых ветреных городов. Но меня это вполне устраивало. Сопротивление силы воздуха.
Однажды на дороге меня сшиб грузовик. К тому времени я уже знал символику среднего пальца и показал его водителю. Тот резко остановился, швырнул в меня пустую канистру и погнался за мной. Я побежал, бросив свой «Mercier» на обочине. Разъяренный водитель растоптал его. Но когда он уезжал, я запомнил его номер. Мама подала на шофера в суд — и выиграла. Взамен покореженного она купила мне новый велосипед, «Raleigh» с гоночными колесами.
Тогда на велосипеде у меня еще не было одометра, поэтому, когда мне нужно было знать протяженность маршрута, матери приходилось проезжать его на машине. Когда бы я ни просил ее измерить расстояние, она безропотно садилась в машину и ехала за мной, даже если дело было к ночи. Это для меня 50 лишних километров не крюк, но для женщины, которая только что измученная вернулась с работы, это было не так легко. Но она не жаловалась.
Мы с матерью были предельно откровенны друг с другом. Она доверяла мне полностью. Я делал, что хотел, и, интересно отметить, что бы ни делал, всегда ей рассказывал. Я никогда ее не обманывал. Если мне хотелось подольше погулять, никто меня не останавливал. В то время как большинству детей приходилось убегать на вечерние прогулки тайком, я выходил через парадную дверь.
Возможно, я несколько злоупотреблял ее доверием. Я был гиперактивным ребенком и легко мог попасть в беду. В Плано хватает широких бульваров и полей, так и заманивающих в неприятности подростка на велосипеде или за рулем автомобиля. Я носился по городским проспектам, увертываясь от машин и проскакивая светофоры, и доезжал таким образом до самого центра Далласа. Мне нравилось кататься по городу с интенсивным движением — это было настоящим испытанием.
Мой новый и такой красивый «Raleigh» оставался у меня очень недолго — вскоре я искорежил его и чуть не погиб сам. Это случилось во время одной из таких поездок по городу, когда я пытался угнаться за светофорами. Мне удалось проехать на зеленый свет пять светофоров подряд, но, когда я подъезжал к гигантскому перекрестку двух шестиполосных магистралей, зеленый свет сменился желтым.
Я решил проскочить — как проскакивал всегда… до этого случая.
Я уже пересек три полосы, когда загорелся красный. Пересекая четвертую полосу, я краем глаза увидел женщину в «Ford Bronco». Она меня не видела, поэтому нажала на газ — и врезалась в меня.
Я полетел головой вперед через дорогу. Шлема у меня не было. Я приземлился на голову и откатился к тротуару.
Я был один и к тому же без документов. Я попытался подняться. Но меня уже окружила толпа, и кто-то сказал: «Нет-нет, не шевелись!» Так я лежал и ждал «скорую помощь», а дама, сбившая меня, тряслась в истерике. Прибывшая машина «скорой помощи» отвезла меня в больницу. Я был в состоянии назвать номер домашнего телефона, и они позвонили матери, которая тоже впала в истерику. У меня диагностировали сотрясение мозга и наложили на голову и на ногу с зияющей раной несколько швов, а на вывихнутое колено — шину. Что же касается велосипеда, то он превратился в груду металлолома.