Выбрать главу

Мы знаем, что Паган был одним из крупнейших городов и культурных центров тогдашней Азии. Университеты (их развалины сохранились и сегодня) видели в своих стенах студентов со всей Азии. Здесь учились цейлонские принцы и бонзы из Чампы. Студенты зубрили питаки — священные тексты на пали, запоминали бесконечные притчи — джатаки, но не только это: они знакомились с наукой и литературой. В Пагане было несколько библиотек, и здание одной из них — единственное дошедшее до нас светское строение Пагана.

Надписи на камнях подробно рассказывают о том, как строились храмы. Даже известно, сколько получал в день каменщик и что ели строители. В паганском музее лежат кирпичи — на каждом название деревни, в которой их обжигали. Некоторые деревни стоят и сейчас, может быть, сменив несколько мест. Кирпичи придают необычную» реальность истории. Они пошире тех, что делают сегодня, и потоньше, но это обыкновенные кирпичи — вдавленные буквы штампа вызывают в памяти печь и темный' дым из длинной трубы. История не стоит и не повторяется. Сегодня рабочие укладывают кирпичи на потрепанный грузовик и после шести вечера собираются на профсоюзное собрание. Их кирпич пойдет на строительство больницы в Магве, а не пагоды (впрочем, какая-то часть и на пагоду, только поменьше, чем во времена Пагана). Но кирпич в музее, кирпич с названием деревни, приводит историю в сегодняшний день, вытаскивает из рамок учебников и монографий. Все-таки он сделан предками теперешних рабочих, и руки у них были такие же.

Паган еще многое не рассказал историкам. Только систематические раскопки дадут ученым необходимые для Опознания истоков бирманской цивилизации орудия труда и предметы быта народа.

Когда я впервые увидел паганские храмы, они показались мне очень знакомыми. Светлые стены, легкость и лаконичность зданий, резьба по камню или штукатурке над арками входов, очевидная неправильность линий. Симметричные башенки не совсем симметричны, и даже ступеньки на лестнице — одна вдвое выше другой. Это придает заданиям непринужденность, живость. Смотришь, и видишь замысел архитектора, желание передать устремленность, легкость как можно проще, понятнее — так по-своему старались выразить это строители владимирских соборов и церквей Новгорода.

Много лет ученые, в первую очередь английские, уверяли, будто паганская архитектура несамостоятельна и полностью заимствована из Индии. Такое утверждение объяснялось не столько недостаточностью знаний, сколько нежеланием признать за Бирмой право на самостоятельную культуру. В увесистых «исследованиях» говорилось, что- индийцы в далекие времена колонизировали Бирму и принесли с собой более высокую культуру, которую бирманцы послушно копировали, потом пришли англичане и принесли свою культуру. Невысказанный вывод из таких работ ясен — колонизация извечна, существует на всех этапах истории, а уж у Бирмы такая судьба — перенимать нее у колонизующих.

Ложность и предвзятость таких исследований доказаны бирманскими и некоторыми английскими историками (такими, как Люс и Фернивол). Культура Пагана — чудесный сплав достижений народов, населяющих Бирму, достижений, переработанных и развитых бирманскими мастерами… Можно отыскать здесь китайские, индийские или камбоджийские корни. Но все вместе — это Паган, явление самобытное и неповторимое.

Вот маленький пример. Все паганские строения изобилуют арками. Арки круглые, стрельчатые — любые. А ведь в те времена арка была мало знакома в Южной и Юго-Во-сточной Азии. В Индию она только начинала проникать из арабских стран, а дальше на восток почти не встречается. И даже там, где о ней знали, — в Китае, например, употребляли ее редко. А паганские мастера не только использовали все, что могли почерпнуть у соседей, по и развили, ввели в обиход, разработали такие виды арок, какие стали известны в других частях земли только через много-много лет.

Между храмами, извиваясь, тянутся пыльные дорожки. Они окаймлены заборами из кактусов. За заборами — кукурузные поля. Теперь на месте Пагана несколько деревень, и крестьянские поля зеленеют там, где были позолоченные дворцы. Здесь рис не растет — слишком сухо. Те же кактусы, те же пальмы-тодди.

В маленьком храме в пальмовой рощице я отыскал У Шве Тейна, одного из хранителей музея. У Шве Гейм руководил работами по консервации храма. У меня было к нему рекомендательное письмо от общего знакомого, и он мог мне кое-что показать. Солнце поднялось высоко, и мы вошли в храм. Рабочие закладывали кирпичами пролом в стене. Это были древние кирпичи, собранные здесь же. У стены сидел трехметровый Будда с большой дырой в боку. У Будды было грустное лицо и только одна серая бровь — другая за тысячу лет стерлась.

— Почти все статуи попорчены, — вздохнул У Шве Тейн, наливая в маленькие чашки светлый бирманский чай, — грабителями. Ведь в статуе обычно замуровывались драгоценности, причем, что интересно, мы уже не знаем, в каком месте положено было быть шкатулке. А грабители шли наверняка. У этой пробит бок, а у той — грудь.

У Шве Тейн не спешил допивать чай — собеседники в Пагане не часты. Поговорили о Рангуне, об общих знакомых, потом разговор вернулся к Пагану. Искусство Пагана было интереснее современного буддийского искусства — тогда оно было единственным средством выражения идеи художника, теперь талантливые люди ушли в светское искусство, а буддийское утонуло в слишком узких канонах и слишком подробно разработанных правилах — в каком положении быть ноге, в каком положении быть руке и каким должно быть выражение лица Будды.

Потом У Шве Тейн сказал:

— Ученые, пожалуй, последние, кто добрался до Пагана. И во многом опоздали. Если местных грабителей интересовали только драгоценности, то потом, когда мы стали колонией, появились грабители поопаснее. Туристы, путешественники, чиновники. Тогда была мода на восточные статуэтки — она и сейчас не прошла. Но в то время это было просто эпидемией. В солидном ланкаширском доме должен был стоять Будда или Шива. И все подчистили. Теперь разве соберешь? Даже королевские троны не можем получить обратно из Лондона. Некоторые археологи тоже отличились. Про Томанна слышали?

— Читал.

— Хотите взглянуть на его «работу»? Недалеко отсюда.

Мы пошли в храм, где «поработал» Томанн.

Это случилось на рубеже нашего века. Немецкая археологическая экспедиция — Томанн и шесть его ассистентов — приехала в никем не охраняемый Паган и после беглого осмотра нескольких храмов остановилась на одном, в котором были замечательные фрески. Дальше работа экспедиции протекала очень просто. На фреску наклеивали газету, потом пилой аккуратно выпиливали квадрат штукатурки и укладывали в заготовленный ящик. Когда ящик наполнялся кусками фресок, его забивали, грузили на баржу и отправляли за море. Предельно просто.

Правда, Томанну не удалось очистить храм полностью. Возмущение бирманцев было так велико, что ему пришлось бежать из Пагана. Предварительно он приказал изрубить в крошки те фрески, которые были уже сняты со стены, но еще не отправлены в Гамбург. Томанн уехал безнаказанно, а через год выпустил книгу о Пагане, в которой доказывал, что бирманскую культуру создали арийцы, пришедшие из Персии и Северной Индии. Цветные иллюстрации в этой позорной книжке — единственный след чудесных фресок, похищенных в Пагане.

У Шве Тейн нашел древнего старика в белой повязке на голове, такого древнего, что он, может быть, помнит последних королей Пагана, и взял у него ключ от храма. Чтобы не было соблазна, храмы в Пагане теперь запирают.

Скрипнула деревянная дверь, и в храм, распугав летучих мышей, ворвался сноп солнечных лучей. В лучах плыла легкая пыль. Стены храма, словно цветным ковром, были покрыты замечательными фресками. От пола и до вершины свода. Кроме двух стен — здесь на высоту человеческого роста они вырублены. А выше еще метра на три стена пересечена аккуратными линиями распила. По ним 70 видишь, какие широкие планы были у Томанна. Он явно не собирался уезжать так рано. В одном месте со стены свисали ржавые от времени лохмотья газет.

— Это мы нарочно оставили, — сказал У Шве Тейн. — Не хотим забывать. Томанн был одним из крупнейших варваров, но далеко не единственным. И не последним. На днях поймали одного итальянского туриста. Сунул в портфель в музее несколько вотивных табличек Анораты. Музей-то пока у нас в сарае — все лежит открыто. И если нет совести — бери. А помимо жуликов есть другая беда — доброжелатели.