Как наши врачи находят общий язык с окружающим миром? Чем дышат, как трудятся? Я не надеялся найти ответ на все эти вопросы. Но за те несколько дней, которые мы должны были провести в Таунджи, кое-что узнать можно было. Или почувствовать.
Кофейный ЗИМ выехал из-за поворота и свернул на дорожку к главному корпусу. Затормозил. Мы встали.
Предстояла встреча с послами Советского Союза в этой далекой стране.
Послы горохом посыпались из машины. Оказалось, их там человек десять — весь советский персонал. Встреча вышла недостаточно солидной, но была радость. Тишины — горной, завлекающей, смирной — как не бывало.
— Добрый день, товарищи, — сказал Лев.
— Здравствуйте.
— Добрый день.
— Вы из Рангуна?
— С большой земли?
— Письма привезли?
— Газеты свежие есть?
— Вы больные или в командировку?
— А мы сначала подумали, что больные. К нам из Рангуна часто приезжают.
Нам были рады, и как-то получилось сразу, что мы попали домой, к своим. Не к тоскующим в одиночестве, а в коллектив, который с таким же успехом мог встретиться нам дома.
— Так как же вы писем не привезли? — сказала обиженно девушка с тяжелым венком кос. — Не может быть, чтобы почты не было.
— Мы уже вторую неделю к вам едем, кружным путем. Даже газет три дня не видали. Выезжаем рано, а приезжаем, когда все газеты местные распроданы. От вас ждем новостей.
— Так чего же мы стоим, — произнес самый солидный из врачей. — Давайте знакомиться. Нечитайло.
— Плаксина, хирургическая сестра, — сказала девушка с косами.
— Матвеев, отоларинголог, — высокий, худой, с добрым, чуть рассеянным лицом. Таких в школе зовут очкариками.
— Митрофанов, стоматолог, — резко очерченное лицо и смешинка в глазах.
— Волчков…
— Серебренников…
— А теперь простите, но врачам нужно быть на боевых постах, — улыбнулся Нечитайло. — Так что я вас попрошу ко мне в кабинет. А вечером, надеюсь, все встретимся. Новости узнаете. У нас «Правда» есть свежая — недельной давности.
В кабинете Нечитайло, надевая халат, спросил:
— А что нового в Рангуне, дома? Ведь для вас, наверно, дом — это Москва, а для нас есть промежуточный дом — Рангун. Там много наших. Кино бывает и вечера отдыха. И месткомовские собрания в клубе не умещаются.
Мы рассказали о рангунских новостях.
— Ну, у нас никаких особенных новостей нет. Работаем. Каждый ведет прием в поликлинике и отделение в стационаре. А кроме того, передаем опыт своим ассистентам. Впрочем, наши врачи лучше меня расскажут, как это у них получается. Бирманскими коллегами мы довольны, они нами, по-моему, тоже. Об остальном судить надо по результатам работы. Вылечили человека, победили смерть — честь нам и хвала.
Я сказал Нечитайло о тишине, что смутила меня сначала. Тот ответил:
— Тишину замечаем только вечерами. Вы думаете, что у нас много свободного времени? Ошибаетесь. Мы тут получаем большой опыт, опыт работы в незнакомых условиях, никто из нас не может сказать, что теряет здесь квалификацию. Четверо наших врачей ведут научную работу, которая не только нам интересна, но и Бирме пользу принесет. Да что говорить — через несколько дней в Мандалае откроется всебирманская конференция врачей, так на ней будут три советских доклада. Могли бы дать и больше, но и так наш госпиталь представит самые крупные доклады. И врачи обучают себе смену, а это не всегда укладывается в рабочее время. Приходится и вечерами сидеть. А после работы? Язык английский учим — все учат. Это тоже время. А раз у нас здесь коллектив, то у каждого общественные обязанности. Тут и местный комитет, и кружки, и даже самодеятельность. Ну и, наконец, у многих есть свой конек. У некоторых он был раньше, а другие приобрели здесь. Например, Митрофанов — фотолюбитель и кинолюбитель. Сколько времени проводит в лаборатории! Или Колесниченко. Он биолог. Изучает лекарственные травы. Написал книгу о бирманских лекарственных растениях, бирманцы собираются ее издать. Он знает об этих травах больше всех здешних знахарей. Или ваш покорный слуга. Собираю шанские народные сказки и легенды. Удивительно интересно. Такие перлы народной мудрости, юмора, — Нечитайло взглянул на часы. — Простите, я должен идти по палатам и вас покину. Чувствуйте себя, как дома. Познакомьтесь с работой. Сейчас бирманского директора госпиталя нет, уехал в горы — так что, к сожалению, не смогу познакомить. Но если дождетесь, побеседуйте с ним. А коли я говорил о нашей жизни неубедительно, простите, для нас это все достаточно обыкновенно.
Мы с Львом разделились. Он пошел в кабинет к доктору Митрофанову, а я — на улицу, фотографировать госпиталь.
По главному фасаду — название: «Госпиталь имени Сао Сам Хтуна». Я встречал фотографию этого человека — невысокого роста, полный, с серьезными глазами. Сао Сам Хтун был одним из крупнейших князей Шанского государства. С самого начала англичане отделили шанские княжества от Бирмы, подчеркивали их особое положение, даже административно не включали в состав Бирмы. Сао Сам Хтун в отличие от многих других феодалов хотел видеть Бирму единым государством, понимал, что мелкие интересы князей, которых задабривали англичане, должны подчиняться интересам всей страны. Сао Сам Хтун был вождем тех шанов (а таких подавляющее большинство), которые понимали, что судьба Шанского государства неразрывно связана с судьбой Бирмы, неотделима от Бирмы и что только в составе Бирманского Союза шаны могут добиться независимости и благополучия. У Сао Сам Хтуна были влиятельные враги. Феодалы опасались, что республиканское правительство ограничит средневековые права князей, дотоле ревниво охранявшиеся колониальной администрацией. И надо сказать, пока шанские князья имели власть, среди них не смолкали голоса сепаратистов, а через таиландскую границу не переставали контрабандой поступать винтовки и пулеметы. Когда нынешнее правительство пришло к власти, в тайниках феодалов обнаружили солидные запасы оружия — велась подготовка к восстанию.
Сао Сам Хтун не только принимал участие в переговорах по созданию Бирманского Союза, не только был горячим сторонником объединения всех народов Бирмы в единое государство, но и вошел во временное правительство Аун Сана и погиб вместе с ним в 1947 году.
Как-то я разговаривал с физиотерапевтом Овечкиным. Разговор зашел о Сао Сам Хтуне. И вдруг Овечкин говорит:
— А знаете, старшая сестра в моем отделении знала Сао Сам Хтуна. Хотите познакомлю с нею?
И он повел меня в большую комнату, заставленную кварцевыми лампами и другими приспособлениями его профессии. Несколько сестер в синих и красных юбках обслуживали больных, а за столом регистратора сидела пожилая женщина в зеленой юбке и белой наколке. Без сомнения, она была здесь главной. Об этом говорил хотя бы цвет юбки. Окончив медицинское училище, сестра получает право носить красную юбку — и, пожалуй, больше никаких прав пока не получает. Она живет в общежитии, даже подступы к которому заказаны мужчинам, и подчиняется строгой, почти монастырской дисциплине. Но положение сестры не безнадежно. Через несколько лет она получает право переменить юбку на синюю, выйти замуж, покинуть общежитие, рассчитывать на прибавку к заработной плате. Зеленая же юбка — форма старшей сестры, которая постигла уже все тонкости своей профессии. Для того чтобы заслужить зеленую юбку, надо работать много лет.
Итак, передо мной была сестра в зеленом. Многоопытная сестра.
Овечкин представил меня и ушел.
— Мне сказали, что вы знали Сао Сам Хтуна. Расскажите что-нибудь о нем.
— Пожалуйста, только доктор Овечкин преувеличил несколько. Я знала Сао Сам Хтуна лишь два дня, и почти все время он был без сознания. Если это и можно назвать знакомством, то это трагическое знакомство. Он умер у меня на руках. Я работала летом 1947 года в центральном рангунском госпитале. Помню, вышла с подругой к воротам, вдруг вижу, по улице бегут люди. «Аун Сана убили!» — кричат. Мы ничего не понимаем. А народа в тот день в госпитале было много — как раз приемные часы, и у входа сидели посетители. Только что прошел дождь…