Нам особенно приятно было видеть в лодке рядом с изуродованными женщинами девушек уже без колец. От этого они были не менее привлекательны, и, по-моему, старшие им завидовали.
Горных племен в Бирме очень много. Они находятся на разных ступенях общественного развития, но центральное правительство Бирмы и власти на местах стараются по мере сил максимально сократить и облегчить их переход к современной жизни. Некоторые племена, особенно в Северной и Западной Бирме, живут в малодоступных горных долинах. Они изолированы так давно, что, например, в Минском округе каждая деревня говорит на своем диалекте и часто жители соседних селений с трудом понимают друг друга. От деревни до деревни надо идти десятки километров, через горные хребты, через леса. Узкие тропы в дождливый сезон почти непроходимы.
Чтобы дать представление о том, как труднодоступны и неисследованы бирманские горы — а это больше половины территории страны, — можно рассказать о таком недавнем случае.
Лететь в Бирме в муссон — занятие рискованное и очень неприятное. Тяжелые дождевые и грозовые облака висят над страной, и для маленьких «Дакот» бирманской гражданской авиации даже небольшие перелеты порой оказываются роковыми. Если к этому прибавить, что метеорологическая служба слабо развита и система оповещения не всегда срабатывает вовремя, можно представить риск, на который ежедневно идут пилоты, пробираясь буквально между горами в сплошном тумане, проваливаясь в воздушные ямы и делая по нескольку заходов, прежде чем нащупают посадочную полосу.
В июне «Дакота» с пятнадцатью пассажирами на борту вылетела из Мьичины, столицы Качинского государства, и взяла курс на Путао — один из самых северных пунктов Бирмы. Сесть в Путао самолет не смог.
Последняя радиограмма с борта говорила о том. что пилот решил повернуть к Мьичине. Больше никаких сведений не поступало. В тот же день начались поиски как в Бирме, так и в Китае — Путао близко от границы, самолет мог упасть в таких же безлюдных и труднодоступных горах Юньнани. Поискам мешали дожди и туманы, но по обеим сторонам границы розыски не прекращались почти месяц. В них участвовали самолеты и вертолеты, поисковые партии и отряды местных жителей. Давно уже все потеряли надежду, что хоть кто-нибудь из пассажиров или экипажа остался в живых, но поиски не прерывались. И вот через месяц одной из китайских партий удалось найти остатки самолета в районе китайско-бирманской границы. А ведь в поисках участвовали десятки самолетов и сотни людей. Таковы бирманские горы.
В горах еще можно встретить стада слонов, качинские охотники и охотники племен нага преследуют их с копьями и стрелами. Только недавно бирманскому зоопарку удалось раздобыть быка «такина» — об этом животном известно давно, оно не так уж и редко в северных горах, но поймать его или хотя бы увидеть до последнего времени ученым не удавалось.
И все-таки, несмотря на все трудности, жизнь меняется и в горных селениях. Почти в каждой деревне школа, в каждом городке больница. Один чинский политический деятель сказал мне как-то:
— Еду ругаться в министерство просвещения. По вине книжного магазина «Ава-хауз» в дальних деревнях учебники не поспели к началу учебного года. Разве не безобразие?
А этот чин научился читать, когда ему было под тридцать, да и то только после того, как добрался до Рангуна. Это было двадцать лет назад.
Наша лодка проталкивалась к причалу у большой пагоды Индаина. Ступени к ней казались мозаикой: они были завалены шанскими сумками — вся Бирма носит их через плечо, сложенными юбками, серебряными чашами, подносами. По лестнице потоками и струйками текли люди. Горцы звенели украшениями, и предприимчивый толстяк поставил неподалеку рулетку. Горцы верили ему и клали монеты в секторы круга. Рулетка была беспроигрышной — для ее хозяина.
Один из мотористов сказал, что Маун Шве Ньюнт увез туристов на ткацкую фабрику.
С его лодкой мы встретились на узкой улице, вернее, на узком канале. Наш моторист вынул черут изо рта и сказал:
— Маун Шве Ньюнт. Остановить его?
Мы еще не видели человека на корме, но туристы в лодке были уже хорошо видны. Они заметили, что наша лодка затормозила и закрывает им путь, высунулись из-под тента, и вдруг я услышал:
— Игорь! Какими судьбами? Как ты нас нашел?
Русские слова стукались о стенку тростников и легкие стены домов и распугивали непривычных к русскому языку чаек.
Оказалось, в лодке едут московские знакомые.
— Нет, надо же, — говорили мы, обнимаясь над полосой воды между лодками, — подумать только… как мал мир…
Хотя мы и не нашли соответствующих торжественности момента слов, сам момент весьма характерен. Он свидетельствует о том, что мир в самом деле мал. Встретить знакомых на озере Инле, в Шанском государстве Бирманского Союза, в местах, о которых до сих пор журнал «Вокруг света» не отказывается писать в разделах о чудесах света, это что-нибудь да значит. Как недавно Бирма, не говоря уже о Шанском государстве, была для нас краем отдаленным и неизвестным. Последние восемьдесят лет Бирма была английской колонией, и после Минаева мало кто из русских там побывал.
До середины пятидесятых годов мы недостаточно проявляли внимания к Бирме, как и ко многим странам Азии, мало изучали ее историю, культуру, мало знали, как живут ее народы.
Второе открытие Бирмы приходится на годы независимости страны. Тогда мы впервые услышали о партии такинов, о генерале Аун Сане и борьбе с японцами, о бирманских горах и чудесных пагодах. В 1955 году впервые обменялись визитами руководители наших стран, в этом же году было подписано торговое соглашение, а в 1957 году — соглашение об экономическом сотрудничестве. Теперь Бирма для нас совсем не та, что была двадцать или даже десять лет назад. Все больше сближаются паши страны, больше бирманцев бывает у нас, и чаще можно встретить гостей из Советского Союза в Бирме. И нет ничего удивительного, что я встретил друзей на озере Инле. Почему бы им там не быть? Ведь это одно из самых красивых мест в Бирме, его стараются показать каждому гостю.
Наконец я догадался, что висеть в воздухе между двумя лодками — не самое удобное времяпрепровождение. И вспомнил, зачем мы преследовали эту лодку. Я взглянул на лодку с туристами и обнаружил, что там сидит со свежим черутом во рту моторист с нашей лодки. Обернулся назад и увидел, что Лев разговаривает с парнем, который сидит на месте нашего моториста.
Тут я впервые разглядел его. Правда, Митрофанов показывал нам фотографии — строгие клинические фотографии. Но совсем другое дело, когда перед тобой сидит живой человек и говорит, щурясь от голубого солнечного света. Щека, подбородок и нос Маун Шве Ньюнта темнее, чем кожа на других частях лица. Это все, что осталось от прошлого.
И он улыбается.
Я распрощался с туристами (мы договорились встретиться вечером в Таунджи) и перебрался поближе к корме, чтобы принять участие в интервью. Не совсем обычном интервью, хотя вопросы были самыми обыкновенными.
— Как вы себя теперь чувствуете?
Оказывается, парень знает немного английский.
— Хорошо.
Наступает молчание. Парень смущенно улыбается, его английский не дает возможности рассказать все, что он хочет, а наш бирманский ограничивается немногими элементарными словами.
На помощь приходит моторист с черутом. Он подогнал лодку поближе, корма к корме.
— Когда собираетесь обратно в госпиталь? Доктор Митрофанов просил напомнить, что он ждет вас.
— Через месяц приеду. Доктор сказал, что никаких следов не останется.
— У него девушка есть, — вмешивается наш моторист. И смеется. — Жениться собирается. А раньше девушки не смотрели. Ну не смотрели на тебя девушки? — Оба хохочут.
Недоумевающие туристы оборачиваются. Но наш моторист не спешит.