— Праздник уборки риса. Не слышали никогда? Видно, в первый раз в Бирме. Весь город там. Сам бригадир Тин Пе только что проехал. И еле-еле пробрался. А вам придется подождать. Если хотите, можете пройти пешком. А то все равно пробираться часа два. Не меньше.
Мы решили воспользоваться советом и оставили машину.
И сразу нас подхватил поток людей. Легкая желтая пыль висела над обочинами, но она не скрывала буйного веселья бирманских красок. Бирманцы одеваются ярко; по сравнению с рангунской улицей московская покажется серой и скучной. В Бирме любое собрание или шествие кажется похожим на выставку вятской игрушки. Много белого. Белые цветы в волосах у девушек, белые рубашки мужчин, белые или очень светлые блузки женщин. Но юбки — и мужские (лоунджи), и женские (тамейн) — всех цветов радуги. Правда, мужские посдержаннее, часто клетчатые, как ковбойки, иногда переливчатые, как майские жуки. Женские — синие, желтые, красные, лиловые, розовые с серебряными и золотыми цветами, с пестрыми узорами. Каждая школа имеет свою форменную юбку. Рангунская образцовая — синюю, школа Мьома — зеленую, Центральная женская — малиновую. И под стать одежде яркие краски встречают тебя в любой пагоде: пагода белая с золотом, но ее обязательно окружают другие постройки, выкрашенные в самые яркие цвета. Раскрашены и скульптуры, и чинте, и охранители пагод, и среди всего этого красочного столпотворения не спеша бродят монахи, одетые в ярко-оранжевые тоги, и монашенки в розовых тогах с малиновыми или пурпурными накидками. А над всем этим яркое солнце. Уж если светит, то во всю мочь, а если идет дождь, то идет так сильно, что в мгновение ока смывает всю пыль. Но краски становятся только ярче. Вся природа Бирмы участвует в создании этой красочной симфонии: деревья цветут так, что не видно листьев, в лесу летают синие птицы и зеленые попугаи, маленькие корольки с золотыми коронами вьют на баньянах гнезда, похожие на груши, бабочки размером в две ладони кажутся выдумкой трехлетнего мальчишки, которому дали краски. И, глядя на все это, понимаешь, что ничего удивительного нет в любви народа к ярким цветам, — по-другому в Бирме и быть не могло.
Чем ближе к полю, на котором проходил праздник, тем гуще толпа. Кончились последние деревья окраин Пегу и с ними спасительная тень. А впереди в пыли показались неясные очертания огромной фигуры. Только минут через десять, подойдя поближе, мы поняли, что над полями стоит многометровый фанерный крестьянин с серпом в руках. Там, за крестьянином, и проходил праздник уборки риса.
Еще десять минут медленного шествия под солнцем, и мы попали под длинный навес. Навес окружал рисовое поле. Вернее, участок поля размером в три футбольных. По этому участку прокосили прямые дорожки, так что перед зрителями была шахматная доска, каждая клетка которой — сто квадратных метров.
— Начинаются полуфинальные соревнования на личное первенство Нижней Бирмы, — сказал диктор. — Вызываются команды Пегу, Таунгу, Ньяунлебина, Во, Шведжина…
На ближние к нам делянки вышли участники соревнований, каждый с длинным серпом в руке. Серьезные, окруженные болельщиками и подбадриваемые земляками на трибунах. За каждым участником шел капитан команды с флагом того же цвета, что и лоунджи участника.
Свисток. И замелькали серпы.
Я не раз видел, как работают крестьяне. Целый день на солнце, целый день согнувшись каждый пучок рисовых колосьев надо снести с поля, связать в снопы — труд тяжелый и подчас презираемый горожанами.
Как взволновались крестьяне, когда представители нового правительства предложили им показать свое искусство в том, в чем никто не хотел видеть искусства. И крестьяне с радостью откликнулись на предложение. На соревнования приходили люди со всего района, как на большой праздник, целыми деревнями. И тут же работники министерства сельского хозяйства устраивали выставку земледельческой техники, потребительские кооперативы открывали свои лавки, в промежутках между соревнованиями выступали певцы, танцоры. Крестьяне видели на соревнованиях членов правительства, которые вместе со всеми болели за команды из своих мест и сами передавали победителям ценные призы.
Первый из участников, в красной юбке города Во, бросил последний сноп. Судья придирчиво потряс снопы, чтобы убедиться, хорошо ли они связаны, и капитан команды из Во высоко поднял красный флаг. На трибуне справа запели веселую песню, два размалеванных клоуна выскочили на арену и начали плясать, изламывая руки и на ходу сочиняя весьма обидные частушки про шведжинцев, представитель которых еще только заканчивал жатву.
В общем план первого дня путешествия был сорван, но мы не жалели. Уйти с поля было невозможно. После одиночных соревнований начались парные, и мне надо было обязательно досмотреть, закончит ли первой тоненькая девушка из Ньяунлебина со своим напарником (они кончили третьими), а Лев встретил знакомого журналиста родом из Пегу и совершенно необоснованно заявил, что пегуанцы победят в командном зачете. Пегуанцы не победили. Но тут начались соревнования на воловьих упряжках — кто быстрее проедет вокруг поля, соберет снопы, погрузит их, отвезет на двести метров и сложит в аккуратный стог. В соревнованиях снова участвовала та девушка из Ньяунлебина… Короче, мы выехали из Пегу, когда начало темнеть. Пришлось заночевать в Летпадане.
МАТУШКА ИРАВАДИ
Почти до самого Прома дорога идет берегом Иравади, прекрасной, широкой бирманской Волги. И как о Волге складываются у нас песни и сказки, как Волга встречается почти на каждой странице учебника истории, так и Иравади — река главная, священная, матушка Иравади. По ней шли на юг бирманские племена, и страна открывалась перед ними, на ее берегах построили первую бирманскую столицу и на ее же берегах — столицы последующих царств.
Сто лет назад по Иравади поднимался маленький пароходик с длинной тонкой трубой. Ожесточенно стучали по желтой воде лопасти колес, борясь с течением, и перед пассажирами медленно разворачивались холмы, увенчанные пагодами и пагодками, — на правом берегу, рыбачьи деревни — на низком левом. Среди пассажиров был один, длиннобородый, высокий, с залысинами. Он недавно приехал с Запада и уже был хорошо известен ученым и монахам Рангуна, слух о его прибытии обгонял неспешный пароходик, и в Мандалае его ждали мудрые саядо — настоятели монастырей, хранители бирманской учености.
Звали путешественника Иван Павлович Минаев, был он русский, из Петербурга, и считался одним из лучших в мире специалистов по восточным языкам и восточной философии. Минаев объехал всю Индию и наконец смог осуществить давнишнюю мечту — попасть в Бирму, страну неизведанную и далекую, но нельзя сказать, чтобы совсем неизвестную в России.
Если потратить несколько дней и просмотреть подшивки старых журналов, поискать в библиотеках воспоминания русских путешественников, то обнаружится любопытная картина. Оказывается, Россия проявляла значительно больше участия к Бирме, чем могло бы казаться. Топ здесь задавало не царское правительство, а российская общественность.
Первые контакты были случайными — попадали в Бирму купцы, да и то не задерживались подолгу — их целью была Индия. Возможно, побывал здесь Афанасий Никитин. Правда, прямых указаний на это нет, но в своей книге «Хожение за три моря» Никитин пишет о государстве Пегу, рассказывает, чем там можно торговать.
А вот уже наверняка посетил эту страну грузинский путешественник Данибегашвили в конце восемнадцатого века. Был он представителем грузинского царя Ираклия в Индии, а оттуда приехал в Бирму. В Пегу путешественника ожидало неприятное приключение. Пошел он в доки посмотреть, как строится корабль для бирманского короля, там было грязно, и он ступил на единственную сухую доску, которая вела к кораблю. Тут его схватили стражники. Оказалось, что доска предназначена только для короля, а прочим ходить по ней строго запрещено. Данибегашвили ждало суровое наказание, но, к счастью, вмешались друзья, которыми он обзавелся в Бирме, и все кончилось благополучно. Следующее приключение оказалось куда более печальным. Данибегашвили отправился обратно в Калькутту на небольшом корабле, из тех, что ходили между Индией и Бирмой дважды в год во время муссона, когда направление ветра постоянно. Но в Бенгальском заливе корабль попал в летний шторм и пошел ко дну. Путешественник и трое его товарищей высадились в лодку и только после четырех дней борьбы с морем без воды и пищи добрались до араканского берега — западного побережья Бирмы. Еще день они плыли вдоль берега и никак не могли причалить — к самой воде подходил мангровый лес, нигде не было ни тропы, ни поляны. Наконец они попали в устье неизвестной реки и по ней добрались до рыбацкого селения.