— Я предсказывала Софии, что Павел закончит свою жизнь таким образом, просила и убеждала ее вмешаться, но у нее, как и у всех Спасских был характер, — повторилась Аделаида Георгиевна, глядя в окно, — и, когда он позвонил мне с просьбой о помощи — возликовала.
Она собралась в путь за считанные мгновения, забыв о позднем часе и едва ли тронув волосы гребнем. Но я усомнилась в ее словах — все в ее облике было прекрасно и не подвергалось даже малейшей критике. Одежда, прическа и макияж смотрелись так словно она не отходила ко сну, а провела несколько часов у зеркала.
— Я хотела высказать ему все, повторить то, что сказала много лет тому назад, что он испортил жизнь моей внучке, опозорил и бросает на произвол судьбы.
Я задохнулась в своем желании выкрикнуть, чтобы она замолчала и перестала кликать беду.
— Я сделала это, Ида. Не суди меня строго. Я очень любила твою маму. Даже больше, чем свою дочь и Бог наказал меня за это.
Папа выслушал ее, а потом попросил позаботиться обо мне, если не ради него, то ради памяти моей мамы.
— Столько лет я жила с обидой на Милану и Павла, а теперь, когда увидела его в этом совершенно ужаснейшем месте, то меня отпустило. Я не могла оставить все вот так и позвонила адвокату. Но я была потрясена, Артемида. Мне нужен был воздух, и я гуляла в самом неприспособленном для этого месте — во дворе этого ГОВД.
Я ждала. Я превратилась в само терпение, ожидая услышать то, что произошло там. Что она сделала, что усугубило ситуацию. Но правда оказалась слабее всех моих ожиданий.
— Я встретила человека.
Я задержала дыхание.
— Этого Сергея. Теперь его зовут иначе Сергеем Юрьевичем, но Сирожа, есть Сирожа. Он разжирел за эти годы, как все, кто правят этой страной, но это точно он и взгляд, которым он одарил меня, сказал мне совершенно точно, что я не ошиблась.
Она вновь покривила губами, но в этот раз с четко читающимся презрением.
— Из-за него все покатилось по наклонной. Он стал тем камнем преткновения. Он надломил уготованную Милане судьбу и пустил ее под откос.
Моя голова кружилась от обилия информации. Кое-что прояснилось для меня, но большей частью все только запуталось. Вопросов было слишком много, и я знала, что задам их все, чтобы понять, узнать, выяснить.
— Он бы не узнал твоего отца и все, наверное, сложилось иначе. Павел сильно изменился за эти годы. Из блистательного молодого человека он превратился в рухлядь, ты уж прости меня, но я говорю, что вижу. Но меня он не был забыть не в силах никогда — ведь именно я увезла Милану подальше от него, я говорила правду о нем и благодаря мне она познакомилась с Павлом.
Я откинулась на спинку сидения и перевела дух. Но тяжесть в груди никуда не пропала.
— Ты и этого не знаешь, девочка моя.
Настал мой черед качать головой, молчать и отекать, как выразилась бы Вика или Катька.
— Он вспомнил меня и понял все. Я не преувеличиваю. Звонок адвоката подтвердил мои опасения.
— Кто такой этот Сергей Юрьевич? Откуда у него столько власти? Неужели нет того, кто может повлиять на него?
— Он генеральный прокурор — выдохнула Аделаида Георгиевна тихо, но было больше похоже на то, что ахнула — и ему подвластно всё.
Словно она только что в полной мере осознала всё.
— Но мы поборемся, Ида! Поборемся! Не будь я Спасской. Не стоит так скоро списывать меня со счетов.
Глава 8
Глава 8
— Приехали, — пробасил немногословный помощник Дима. — Аделаида Георгиевна, я помогу вам выйти?
Глядя на этого Диму, мне показалось, что все помощники были сделаны из одного теста. Они были крупными, с какими-то дефектами на лице и жутко не общительными при этом. У Димы не было шрама, но у него не работали мимические мышцы — его лицо не выражало ровным счетом ничего.
— Не надо, Дима, я сама, — выдохнула женщина, но свесив ножку за пределы автомобиля. — Просто я утомилась сегодня, столько всего навалилось и эта новость…
С того момента, как были произнесены слова об этом Сергее Юрьевиче, Аделаида Георгиевна больше не произнесла ни слова.
— Я ответила на часть твоих вопросов, Артемида? — спросила она, оглянувшись напоследок. — Дай мне отдохнуть, милая.
Дима помог бабушке выбраться, а меня оставил одну в стремительно холодеющий иномарке. Машина была другой, но цвет ее салона тоже оказался шоколадным, напомнив мне об утреннем знакомце, отозвавшись в душе теплым воспоминанием. Это был не он! Не на него напал папа. Но легче почему не стало.
— Не надо было идти туда, — прошептала я себе под нос. — Тогда бы ничего не случилось.
Несколько минут я сидела в авто и вспоминала события этого дня. Руки то сжимались в кулаки, то ослабевали. Я думала о своих слабостях и обидах. Надо было не поддаваться желанию увидеть Костю после случившегося на пустыре. Но поступок Лизки взял и поставил точку в моем решении.