Он уже был в какой-то степени готов к смерти – оставшись без Усаги, понимая, что она не верила ему, не хотела и не могла помочь, он уже не видел смысла жизни; осознавал он и тот факт, что с такой тяжелой кровопотерей у него вряд ли оставалось много времени. По-настоящему сильную боль ему причиняла невозможность поговорить с Усаги еще раз, увидеть ее, коснуться, побыть вместе хотя бы недолго… Ему ужасно не хотелось умирать в одиночестве, однако он уже практически смирился со своей судьбой.
Лежа в кровати, он думал о своей жизни, пока голодающий без нужного количества кислорода мозг позволял ему делать это – думал об Усаги, о Мамору, о Какью и Тайки, оставшихся на далекой Кинмоку… Он спрашивал самого себя – если бы он знал, что все обернется таким образом, стал бы он все равно искать свою родственную душу? – и ответом было безоговорочное и сакраментальное «да».
Когда у него резко снизилось давление, а кислородное голодание усилилось, безразличие ко всему происходящему снова накрыло его тяжелой волной. Мысли путались, думать о чем-то уже не оставалось сил, и он впал в состояние, близкое к бреду; когда стало совсем плохо, и сердце едва не выпрыгивало из груди, чтобы еще сохранить его угасающую жизнь, он пару раз в полубессознательном состоянии позвал Усаги, пока не провалился в забытье.
***
Прибежав в отель, Усаги старалась сохранять спокойствие, хотя удавалось ей это плохо – ее всю трясло, было страшно терять время, счет которому шел на минуты, если не на секунды. Она уже видела, что вторая буква имени соулмэйта на ее руке начала чернеть, и это вводило ее в состояние неописуемой паники.
Услышав от администратора, что на двери нужного номера висела табличка «не беспокоить» и получив одобрение на посещение, она понеслась к лифту.
Несколько секунд ожидания казались вечностью, но вот она наконец оказалась перед нужной дверью и, помедлив, потянулась было постучать; однако что-то остановило ее, и она повернула ручку – дверь оказалась открыта.
Усаги вошла внутрь, увидев едва приоткрытое окно, бутылку воды на столе, пару вещей, сложенных на стуле; пройдя дальше, она увидела Сейю, недвижимо лежавшего на кровати лицом вверх.
Девушка бросилась к нему, пораженная заостренными чертами его лица и мертвенной бледностью его кожи, которая на контрасте с черными волосами казалась еще белее.
- Сейя… - она крепко сжала его ладонь, поражаясь ее ледяному холоду. – Сейя, пожалуйста, очнись…
Она звала его, плача и пытаясь добудиться – и через какое-то время парень все же смог открыть глаза, потускневшие и запавшие; от одного их вида девушке захотелось рыдать навзрыд.
- У…саги… - произнес Сейя. – Что-то… случилось?
- Посмотри, пожалуйста, посмотри… - та показала ему свою руку, на которой появилось имя несчастного брюнета.
- Надпись… - едва слышно прошептал Сейя, - мое имя… - он выдохнул и снова вдохнул, отчаянно, глубоко. – Она все же… есть… Жаль, что так… поздно…
- Не поздно… Не говори так… - Усаги лихорадочно расстегивала пуговицу на манжете его рубашки, закатывая рукав; обнажив свое имя, покрытое запекшейся кровью, она слегка вздрогнула, но, сглотнув боль и страх, соединила их надписи.
Место соприкосновения букв засветилось мягким светом, и девушке даже показалось, что сияние звезд вновь вернулось в глаза ее соулмэйта – но это была лишь иллюзия, длившаяся пару мгновений.
Те буквы имени брюнета, которые еще не почернели на ее надписи, засияли золотом; имя же Усаги на его белой руке ярко засветилось полностью, поблескивая, словно дорогое украшение, и Сейя почувствовал, как внутри постепенно прощавшегося с жизнью тела разливается восхитительное по своей теплоте чувство. Он уже был с ним знаком, только с другого ракурса: это была любовь; теперь же ее столь желанную нежность и сладость обуславливал тот факт, что она была взаимной.
- Так… тепло. – Он прикрыл глаза и с трудом, но все же смог улыбнуться уголками губ. – Я… умру счастливым…
- Ты не умрешь!! – девушка сжала его плечи. – Я прямо сейчас вызову скорую, они… спасут тебя, я обещаю…
Сейя вдохнул и снова взглянул на Усаги.
- Не поможет… Я говорил, меня… можешь спасти лишь ты, и вот… ты тут… Я не жилец, Усаги, я… умираю… Но если ты со мной, то… Я ничего не боюсь…
- Сейя, все еще можно исправить… - Усаги трясло, хотя она старалась никак не показывать этого; крепко сжав ладонь парня одной рукой, второй она начала лихорадочно строчить сообщение Ами, спрашивая, что можно сделать.
- Усаги, я правда… так счастлив… - раздался тихий голос Сейи; она хорошо понимала, что разговор давался ему нелегко, хотя соединение надписей придало парню немного сил. – Я так… люблю тебя… Достань из-под подушки вещь…
Девушка послушно протянула руку, замечая, как сильно она дрожит, и извлекла из-под подушки небольшой подарочный пакетик; открыв его, она зажала рот рукой, и слезы потекли из ее глаз.
- Помнишь? – продолжил Сейя, снова улыбнувшись вымученной, но по-настоящему счастливой улыбкой. – Самый первый… день… Ты хотела это сердце, и я… купил… Как я рад, что могу наконец… подарить его тебе…
Безуспешно пытаясь скрыть слезы, девушка рассматривала кулон в виде небольшого синего сердца на изящной цепочке; украшение переливалось разными оттенками благородного цвета – так же, как когда-то и глаза Сейи, которые теперь потеряли блеск, и внезапная мысль о том, что именно из-за нее эти прекрасные глаза потухли, вонзилась в нее подобно раскаленному ножу, причиняя невероятную боль.
- Спасибо тебе, Сейя… Любимый… - всхлипывая, она надела подарок, и Сейя попытался протянуть к ней руку.
Усаги помогла ему, и он провел холодными сухими пальцами по ее шее.
- Такая… мягкая. Теплая… Боже, как я… счастлив… - шептал он, и этот шепот убивал девушку – каждое слово словно расстреливало ее душу, вновь и вновь давая ей понять, как сильно она ошибалась и как много она потеряла. Наблюдать за тем, как счастье и любовь умирали прямо на ее глазах по ее же собственной вине, было совершенно невыносимо.
Экран ее телефона вспыхнул, оповещая о новом сообщении от Ами, и Усаги схватила его, лихорадочно пробегаясь глазами по строчкам и бледнея на глазах: ее гениальная подруга писала, максимально смягчая информацию подходящими словами и выражениями, что нужно смириться с необратимым.
- Не может… быть… должен быть выход… - одними губами шептала девушка, сходя с ума от давивших на нее осознания и безысходности. – Он не должен умереть…
Увидев на руке надпись с именем Сейи, она уже тогда начала понимать его слова о тепле и радости, которые ощущаешь, находясь рядом с родственной душой; ей становилось ясно, что Сейя говорил совершенно честно и открыто, не пряча своих чувств. Он так искренне радовался, находясь рядом с ней – Усаги сразу вспомнились все их первые встречи, когда улыбка не сходила с его лица, словно освещая его самого и все вокруг…
Если бы она могла закричать, выражая свое отчаяние и боль, то от ее крика наверняка содрогнулся бы не один человек; если бы ей сказали опустить руки в пылающий костер, чтобы на губах ее соулмэйта снова появилась та самая нежная и полная счастья улыбка, она бы безоговорочно сделала это; если бы она могла хоть как-то помочь и спасти его, она бы заплатила любую цену – но вселенная не шла на компромиссы и уступки, наказывая ее за собственную глупость и неверие. Все страдания Сейи возвращались ей в сто, в тысячу крат.