– Мистер Брайанстон, вы верите в телепатию?
– «Верю»? Я не сомневаюсь в ее существовании и не думаю, что есть основания усомниться. Известно множество свидетельств, должным образом задокументированных, и теперь, я думаю, ее серьезно изучают. Вы бы не могли сказать поточнее, что вы имеете в виду? Насколько я понимаю, вы говорите о передаче мыслей на расстоянии, но она может осуществляться по-разному.
– Пожалуй, я говорю в самом прямом смысле о непосредственном общении умов без всякого телесного присутствия.
– Да, понимаю. Что ж, мой ответ остается прежним. Кто-то может усомниться в существовании подобного феномена. Наверное, можно сказать, история моей религии вынуждает меня признать, что подобные вещи случались. Например, телепатом был Елисей – или он был необыкновенно догадлив.
– Возможно, он хорошо знал человеческую природу? – предположила я. – Гиезий солгал ему, да? Я полагаю, вы говорите о случае, когда Гиезий взял с Неемана плату и утаил деньги, сказав Елисею, что не ходил к нему?
Викарий заморгал.
– Вы хорошо учились в воскресной школе, дитя мое.
– Да? Ведь вы об этом подумали? Елисей знал об этом еще раньше, правда?
– Да. «Разве сердце мое не сопутствовало тебе, когда обратился навстречу тебе человек тот с колесницы своей?»[6] Страшный момент для лжеца Гиезия. Возможно, как вы сказали, Елисей просто хорошо знал своего слугу, но текст не исключает того, что он знал о происходящем за пределами видимости.
Некоторое время мы молча работали. Потом я сказала:
– Когда я спросила, верите ли вы, я имела в виду, не сталкивались ли вы сами с такими случаями?
– Непосредственно сам – нет, не сталкивался. Но мне рассказывали. Как у всех, у меня была тетушка, и у нее бывали предчувствия. И процентов тридцать из них сбывались. Все мы встречали людей, утверждающих, что обладают даром предвидения, и кто-то из них, вероятно, говорит правду. Нет, я не шучу – я вижу, что для вас это важно. Во всяком случае, я сталкивался с примерами такого инстинктивного предвидения – это называют прорицанием, и не далее как, боже мой, во Второзаконии такие вещи признаются. Вместе с ведьмами и домовыми они объявлены богомерзкими. – В ясных глазах за толстыми стеклами мелькнула улыбка. – Но в чем я уверен, милое дитя мое, вы не богомерзки и никогда не будете такой. Насколько я понял, вы лично испытали так называемое «непосредственное общение умов»?
– Да. И не просто предвидение. Это были сообщения, даже беседы, и мысли ясно проникали из другого сознания в мое. Я бы назвала это телепатией.
– Что ж, – сказал викарий, – ведь вы же Эшли.
Я замерла, пальцы так сжали стебель, что он сломался.
– Извините, – машинально проговорила я и взглянула на викария. – Вы знали?!
– Я знаю историю вашего дома. И прочитал все документы в библиотеке, включая прискорбные в известном отношении писания на запертых полках. Там есть записи о том, что вы говорите, и некоторые из них сделаны, похоже, испытавшими это. И мне известно, что в вашей семье хранится история – правильнее сказать, рассказ, поскольку что-то в ней, несомненно, выдумано, – о необычных способностях, которые время от времени проявляются в членах вашего семейства. Элизабет Эшли, «ведьма», вроде бы не много сделала, чтобы заслужить такое звание, всего лишь слышали, как она говорит с кем-то невидимым, и пару раз она передавала сведения, по ее словам полученные от ее «тайного друга», и эти знания не могли быть получены откуда-то еще. Если бы она избежала костра, все равно ее муж почти наверняка отказался бы от нее. Кроме страха перед колдовством, он подозревал, что у нее есть любовник. Но вы сами все это знаете.
– Да.
Добрые глаза мгновение рассматривали меня, потом викарий вернулся к своей работе.
– Нелегко быть не таким, как все. Но, насколько я понимаю, вам это слишком хорошо известно? У вас тоже есть тайный друг?
– Да.
Он замолчал, на этот раз не глядя на меня. Я заговорила, и в моем голосе слышалась мольба: – Викарий, поверьте мне, пожалуйста.
– Моя милая, я верю вам. И боюсь за вас.
– Мой рассудок в порядке, то есть что касается чего-либо другого. Но сколько помню, я всегда могла говорить с этим человеком.
– Только с одним человеком?
– Да.
– Реальным человеком?
Его голос звучал мягко, просто спрашивая, но вопрос потряс меня. Выпрямившись, я взглянула на викария. Мне никогда не приходило в голову такое.
– Ну, конечно. Это... Я никогда об этом не задумывалась... Вы хотите сказать, что это могло быть нечто... О нет, он в самом деле реален. Это один из моих троюродных братьев.
– Понятно. – Казалось, его печаль усилилась. – Да, понятно.
– Но что вы имели в виду? – спросила я. – Что это может быть детская фантазия, от которой я не могу до сих пор избавиться? Да, я знаю, дети порой придумывают воображаемого друга, но, ради всего святого, они вырастают из этого. А у меня совсем не то, ничего похожего! Это действительно общение, викарий, честное слово!
– Я так и думал. – Его голос звучал необычно жестко. – Моя дорогая, что я такого сказал, чем привел вас в такое состояние? Если все это правда – а я сказал, что верю вам, – то мне бы хотелось верить, что вы вошли в контакт с другим реальным сознанием. Полагаю, вы пока не знаете, кто это?
– Нет, пока не знаю. Но должно быть, кто-то из Эшли, и он где-то здесь, и мы можем общаться, разговаривать обо всем происходящем. И мы можем связываться на большом расстоянии. Когда я была на Мадейре, он сообщил мне о несчастье с папой.
И тут мне подумалось, что я знаю, откуда он узнал. Джеймс был в Баварии. Сообщение, едва достигшее меня на таком расстоянии, наверняка пришло с самого места происшествия.
Кое-что из слов викария дошло до меня:
– Вы уверены, что это сообщение исходило не от самого отца?
– Это невозможно. У нас не было такой связи, мы ощущали только – ну, беду. Я знала, что он болен или ранен, но сам он вряд ли мог... – Я замолкла и посмотрела на викария. – Вы хотите сказать, что знали об этом? Все время знали? Что мой отец тоже обладал такой способностью?
– В некоторой степени.
Я замолчала, заново обдумывая сообщение, которое для меня записал герр Готхард: «Моя маленькая Бриони, будь осторожна. Опасность. Я чувствую...»
– Он знал о моем «тайном друге»?
Я была признательна викарию за этот термин для обозначения моего возлюбленного. Слово «возлюбленный» я бы не смогла произнести вслух.
– Он никогда не упоминал об этом, да и ни малейшим намеком не дал понять, что знает о вашем даре. Его собственные возможности, насколько я понял, были гораздо слабее. Иногда у него случались моменты озарения или, если можно так выразиться, необычного ясновидения. И насколько мне известно, они были связаны с вами. Казалось, он не догадывался, а твердо знал, когда у вас несчастье и вы нуждаетесь в его по мощи.
– Да, – сказала я, – я тоже это знала.
Викарий осторожно обрезал ножницами веревку и продел в петлю стебель, потом подобрал клубок и направился к следующей грядке.
– Вы сказали, что ваш друг – Эшли. Это значит, круг поиска очень ограничен.
– Да.
Это единственное слово прозвучало у меня одновременно взволнованно и удрученно, не так, как говорят о друге или возлюбленном. Еще один стебель согнулся у меня в руке и чуть не сломался. Извинившись, я оставила помидоры в покое и направилась к неустойчивому табурету у чана с водой. Викарий, не прекращая работы, равномерно двигался вдоль грядки, полу отвернувшись от меня. Я наклонилась над теплой водой.
Снова, возмущенно щебеча, прилетела малиновка, и я увидела, что высоко под крышей, в переплетении пышно распустившегося страстоцвета, у нее гнездо. Птичка порхнула на согнувшийся стебель, вскинула головку и посмотрела на нас своими яркими глазками, а потом, вдруг перестав щебетать, исчезла в листьях. Покой, солнце, тепло, ровный ритм работы на грядке исчезли, как исчезает отражение на поверхности встревоженной воды.