– Но нам повезло, – сказал Эмори. – И тебе тоже. То, что ты оказалась здесь, могло испортить все дело; к тому же Роб Гренджер, завершив свой семичасовой обход, обычно идет домой или в «Бык», а теперь с минуты на минуту будет здесь и непременно заметит повышение уровня воды. Скажи ему, чтобы не беспокоился: мы сейчас же пойдем к верхнему шлюзу.
– Но... – начала я и тут же прикусила язык.
Я не собиралась говорить, что Роб совершает свой обход и определенно, как бы темно ни было, заметил, что вода прибывает. Я знала, что он тут же пойдет к шлюзу. И лучше ему не сталкиваться ночью с братьями, пришедшими туда по тому же делу. Если мне удастся сейчас их выпроводить, то нужно предупредить его моим особым способом.
– Тогда вам лучше поспешить, – быстро сказала я. – Вода в озере так поднимается, что водослив, похоже, не справляется.
– Наверное, он вышел из берегов. Жаль, Эмори...
– Успокойся, успокойся. Мы сможем спустить воду через нижний шлюз.
– Не сможете! Он наглухо закрыт. И к нему нельзя прикасаться, он уже несколько лет еле держится! Только закройте верхний шлюз, пока еще ничего не сломалось... Идите скорее.
Но только я повернулась снова открыть дверь, зазвонил телефон.
ЭШЛИ, 1835 ГОД
Со стороны фермы раздался крик петуха. Ночной певец молчал, и перед нахальным криком смолк первый утренний хор.
Какой-то шорох из лабиринта заставил молодого человека остановиться и прислушаться. Возможно, это барсук возвращается домой. Если в сад снова зашел олень, надо сказать садовнику, чтобы сегодня взял ружье.
Сегодня... Сегодня необычный день. Сегодня он встретится с ними. Отец умер, и теперь он хозяин Эшли. Откуда-то надо взять мужество встретиться с ними после всего, что он сделал. А потом, позже, она будет с ним.
У выхода из лабиринта лежало что-то светлое. Нагнувшись, он узнал шелковую косынку, которую сам подарил ей, – опасаясь, что увидят люди, она всегда носила ее за корсажем. Не понимая, как можно было здесь уронить ее, он с улыбкой приложил косынку к лицу.
Нежный аромат лаванды как бы снова принес сюда ее самоё и блаженные летние дни. И так, улыбаясь, он вышел из лабиринта.
ГЛАВА 19
Письмо то было чрезвычайно важно,
И то, что не доставлено оно,
Грозит большой бедой.
Мы все трое замерли, пока телефонный звонок заглушал дикий шум ночи. Потом я пошевелилась, но Эмори быстро схватил меня за руку:
– Нас здесь нет, поняла? И тебя тоже. Не подходи.
– Это может быть Кэти.
– Ну и что? Она не знает, что ты тут. Не подходи.
Я рассердилась:
– Это мой телефон, Эмори. Я никому не скажу, что вы здесь, если боитесь. Но чего вам теперь-то бояться? Ведь ваше преступление отменено, не так ли?
– В поместье горит свет, – быстро проговорил Джеймс у окна, – Роб, должно быть, закончил обход. Если он увидел, что вода поднимается, то мог позвонить сюда, прежде чем идти к верхнему шлюзу. Ей лучше ответить, чтобы он ничего не подумал.
– Возможно, – сказал Эмори. Потом быстро спросил меня: – Он вызовет помощь, если обнаружил подъем воды?
– Вряд ли. Он может справиться и сам. Он достаточно долго управлялся в поместье.
Я не старалась сдерживать голос, но Эмори вроде бы не заметил моего тона.
– Ну, тогда... – сказал он, отступая.
Но только я взяла трубку, как подумала о другой возможности. Такой поздний звонок может быть только по какому-то явно неотложному делу. Это определенно не Роб, но явно мог быть герр Готхард. Он еще не получил фотографию, но мог напомнить о моем обещании прислать ее, или просто сообщить что-нибудь новое о выяснении личности водителя. Я еще не поднесла трубку к уху, а голос уже говорил быстро и очень громко. Это был не герр Готхард, а Лесли Оукер. Он даже не ждал, пока я отвечу, и был полон радостного возбуждения.
– Бриони? Дорогая, я просто не мог тебе не по звонить. Я знаю, ночь, ужасное время, извини, если разбудил, но я целый день не мог тебя поймать, а ко гда ты услышишь, что я тебе сообщу, то уверен, сочтешь, что стоило тебя разбудить. Дорогая, эта книга...
Очевидное возбуждение Лесли разнеслось по всей комнате, будто он сам был здесь. Эмори рядом со мной встрепенулся. Я начала говорить, но Лесли не слушал. Его несло дальше:
– Я просто должен тебе сообщить: книга подлинная, точно, насколько это возможно. На ней новый переплет, это снижает цену, но все равно книга страшно дорогая. Не хочу гадать о цене, пока не выясню побольше... Во всяком случае, когда дело касается истинного раритета, о стоимости нельзя говорить, пока книга не выставлена на продажу. Но она может быть очень дорогой, действительно очень дорогой... музейный экспонат... прототип...