— Дело сложное. С Радеком проще. Труднее дело обстоит с Прозоровым и Шульгой. Прозоров не касался руками конверта с кодами. Чемодан перепутал по рассеянности, в аэропорт приехал для встречи с бухгалтером для передачи ему выручки, но тот опоздал. Работать в спешке очень трудно.
— Работайте. Шульга наш. И мы из него вытряхнем всю пыль.
— С его-то адвокатами? Татьяна Трушина навела на него поклеп. Он бросил свою любовницу, и она ему мстит. Охранники убиты, а аудиокассеты требует тщательной экспертизы. Они записаны на бытовой магнитофон, а тот не лучшего качества.
— Ну, хватит! Наговорили друг другу приятных вещей. Настроение сразу приподнялось. Цветем и пахнем. А дела наши — дрянь!
Задорина бросила бумаги на стол.
— Делим тут шкуры неубитых медведей, когда обвинение на глазах рассыпается. С чем к руководству пойдем?
— С очередными трупами.
Оба оглянулись на дверь. На пороге стоял Марецкий.
— Пришел масла в огонь подлить, Степа?
— Нет. Пришел доложить обстановку. Впервые за последние сто лет в изоляторе «Матросская тишина» случился пожар. Случайное воспламенение. Причины установить невозможно. Шульга сгорел заживо. Неосторожное обращение с огнем. Неизвестно как, но в камере-одиночке, где он сидел, появились сигареты и спички. Пожар произошел ночью. Он во сне выронил сигарету на матрац, и тот загорелся. Охрана не успела его спасти. По мнению дежурного, сигареты и спички Шульге принес адвокат, которого допустили в камеру вчера днем. Другие варианты отметаются всеми надзирателями.
— И ты веришь в эту белиберду?
— Я верю фактам. И не верю, что мы найдем виновного. Тем более что Глеб Шульга не курил.
— Сговор? — спросил Виноградов.
— Конечно, Олег. Тебя ждут новости не лучше. В вашем ведомственном изоляторе работают те же люди. В «Лефортово» удавился на простыне Вячеслав Прозоров. Он тоже сидел в одиночке, а не в отеле, и кто стелил ему простыни, непонятно. Вроде как адвокат вчера принес ему постельное белье. Охрана позволила, но они срезали пуговицы с наволочек. А ночью наш олигарх взял и удавился. Ваш следователь приехал на место в семь утра. Не подкопаешься. Чистое самоубийство. Одна мелкая деталь. Но она ничего не проясняет. Под нарами нашли фотографию Прозорова семь на восемь. Завалилась.
— Это ничего не объясняет, ты прав, Степа, — согласился Виноградов. — Заключенные имеют право хранить фотографии.
— Только мне непонятно, зачем Прозорову писать на обратной стороне: «Вячеслав Прозоров». Он что, боялся забыть собственное имя?
Виноградов захлопнул папку.
— Споры закончены, Ксения Михална. Будем готовить дело для отправки в архив.
— Гора с плеч.
Марецкий не понял, чем они так довольны. Он так настроился на бой с врагом, а его обдали холодной водой из ведра.
***Клиента слушали очень внимательно. Ничего не поделаешь, такова работа у частных сыщиков. Дело может и выеденного яйца не стоить, а может грозить кому-то смертью. Не всякий человек способен самостоятельно изложить суть дела. Волнение, невроз, плохое владение языком. Неважно что. Важно дать ему высказаться, а потом уже задавать наводящие вопросы по теме. Главное терпение.
Мужчина и впрямь нервничал, сбивался, начинал свою историю заново, опять сбивался и вновь начинал рассказ с начала.
Настя сидела на диване и красила лаком свои длинные ногти. Метелкин сидел за компьютером и с деловым видом раскладывал пасьянс, а Журавлев сидел в кресле с блокнотом и рисовал в нем чертиков.
Обстановка выглядела крайне деловой.
Сколько все это длилось бы, никто не знает, если бы в дверь не ввалился молодой парень с цветастым пакетом в руках.
— Здрасте. Могу я видеть Вадима Сергеевича Журавлева?
— Это я, — равнодушно ответил Дик.
— Вам просили передать этот пакет.
— С бомбой? — поинтересовался Метелкин.
— А черт его знает. Только на бомбиста та женщина не похожа. Уж больно хорошенькая, а главное — без косметики.
— Положи на стол и проваливай, пока не взорвался. Парень осторожно положил пакет и тихо ушел. Клиент замолчал и напрягся.
— Нет там никакой бомбы, — успокоил клиента Метелкин. — Мы их пугаем, чтобы чаевые не давать.
Настя подошла к столу и вскрыла пакет.
На стол вывалились пачки с евровалютой достоинством в пять сотен каждая. Сверху упала записка.
Клиент окончательно потерял дар речи.
Дик, не обращая внимания на деньги, взял записку и прочел:
«Большое спасибо за помощь! Ваша Катерина».
— Всего лишь навсего гонорар за последнюю работу. Убери, Настя, деньги. А вы, пожалуйста, продолжайте. Ваше дело меня чрезвычайно заинтересовало.
Мужчина не смог продолжать. Он встал и попятился к дверям.
— Нет-нет, я поищу детективов подешевле. Поиски моей собаки не могут стоить таких денег.
Когда он скрылся за дверьми, о нем тут же забыли. Настя глянула на Журавлева.
— Ты хочешь сказать, что они совершили второй налет?
— А я в этом не сомневался. Борис не из тех, кто прощает пощечины. Да и Катя ему под стать. Эти двое многое могут.
— Идею им подал ты?
— Не имело смысла. У них глаза горели. Я лишь напомнил им о своей скромной персоне.
— Они и без того ничего не забывают.
— Не о том думаете, господа, — вмешался Метелкин. — Предлагаю поужинать в ресторане и подумать об отпуске. Погода шепчет…
Никто не возражал.
***На диком пляже отдыхающих не встретишь. Тут надо знать тропы через ущелье, а если спускаться с отвесной скалы, то голову свернешь.
Прибрежная полоса шириной не более десяти метров, и стена высотой в пятиэтажный дом. Но тут имелся самодельный причал. Те, у кого есть свои лодки или баркасы, могли подплыть со стороны моря и наслаждаться одиночеством. Для Крыма в разгар сезона это необычайная роскошь.
Но сегодня лодочников никто не видел. На берегу стояли люди и всматривались в морскую даль, как родственники моряков, ждущие военный корабль после долгого похода.
Высокий крепкий мужчина, рядом — брюнетка в легком сарафанчике с огромными черными глазами и стройная рыженькая девушка с ребенком на руках.
Им сказали, чтобы они пришли на дикий пляж встречать «Алые паруса».
Ох уж эти сказочники, любят людям морочить голову! Ох уж эти взрослые дети — до конца жизни верят в небылицы. Слишком мало радости им дарит судьба, вот и верят в сказки. Все лучше, чем слезы лить.
Но паруса на горизонте не появлялись.
И вдруг с неба, прямо им под ноги, упал огромный кожаный мешок.
Все подняли глаза. Вдоль обрыва летела девушка в купальнике. Она едва не задевала скалы. Веревку, на которой она держалась на такой высоте, никто не видел — солнце слепило глаза. Это походило на полет ласточки переддождем, когда они реют над самой землей.
«Ласточка» сделала петлю, опустилась над водой и, сделав сальто в воздухе, стрелой разрезала волны.
— Сумасшедшая! — прошептала Олеся.
— Алые паруса! — вскрикнула Таня.
В воздухе парил дельтаплан с алыми крыльями. Он описал круг почета и скрылся за скалой.
Русалка вынырнула из моря и поплыла к берегу. Когда стройная дива выходила из воды, девушки заплакали.
— Наконец-то! Сколько же мы не виделись!
Потом они вдруг засмеялись и вместе с ними засмеялся малыш.
Валерий любовался этой сентиментальной картиной, которая, казалось, будет длиться вечно. И вдруг увидел, как волна подхватила мешок и потащила его в море.
— Эй, ты куда?! — крикнул он.
Катя оглянулась. Вторая волна уже накрыла мешок. Она бросилась в воду и, зацепив веревку, грозно сказала морю:
— Не тронь добычу!
Она вытянула мешок на берег.
Узел развязался, и из мешка посыпались пачки денег. Ничего, кроме смеха, эта картина не вызвала. Что ж, теперь и посмеяться можно!