офисного типа. Его вино, французский хлеб и сыр помогли в решении уравнения. Он
наклоняется над аппаратом для кредитной карты дальше, чем это необходимо. Голова
Кортни остается опущенной, пока она заканчивает операцию. Ей явно некомфортно.
— Простите? Вы не пропустите меня вперёд? У меня только два товара, —
спрашиваю я пожилую женщину передо мной.
— Конечно, проходите, — я киваю в знак благодарности и обхожу ее. В руках
Кортни сдача мудака, а его рука находиться в ее кудрях. Теперь я понимаю её, когда до
меня доносится:
— Пойдем, малышка. Ты сможешь оставить сдачу себе, если встретишься со мной в
подсобке. Я буду быстрым, обещаю.
В последний раз я чувствовал себя таким злым, когда увидел порез на ее щеке. До
этого никогда. Она что-то делает со мной, и я не уверен, что мне это нравится.
— Отпусти ее, — говорю я ему, мои слова сочатся гневом.
Кортни поворачивает свою голову, и я вижу слезы в ее испуганных глазах. Я
расправляю плечи и разминаю шею, многозначно смотря на этого ублюдка. «Костюм и
галстук» опускает свою руку и дарит мне самодовольный взгляд.
— В любом случае, она — шлюха, — огрызается он.
Я зажмуриваю глаза и думаю, как отслежу его, когда он выйдет из магазина.
Наконец, когда я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что Кортни в порядке, неожиданный
удар пронзает мою грудь и оседает болью в животе.
Слезы скатываются по ее щекам, пухлые губы приоткрыты, она пытается
контролировать свое дыхание.
Я неловко смотрю на женщину позади меня. Она читала журнал, так что не видела,
что произошло. Снова поворачиваюсь к Кортни и спрашиваю у нее:
— Ты в порядке? Он был засранцем.
Она качает головой и вытирает лицо:
— Да, был. Спасибо, — быстро вытирая руки о свой смешной зеленый фартук,
который ей приходиться носить, она быстро хватает мои покупки, чтобы пробить их.
— Семнадцать сорок девять, — я скольжу своей картой по аппарату, не отвечая ей,
потому что, действительно, что я могу сказать? Она отрывает чек и запихивает его мне в
пакет. Я хватаю его и ухожу, но не раньше, чем оборачиваюсь через плечо, чтобы увидеть,
что она смотрит на меня.
* * *
Фары на секунду размывают мой взгляд, когда в полночь машина Кортни
подъезжает к дому. Я бы соврал себе, если бы сказал, что не жду ее. Почему? Черт возьми,
я не знаю. Я никогда раньше не чувствовал себя собственником по отношению к
женщине. А женщина с ребенком? Я избегаю их, как чумы. Это просто еще одна
сложность, которая мне не нужна, даже если ее ребенок — самый крутой пятилетка,
которого я когда-либо встречал.
Кортни открывает заднюю дверь машины и вытягивает спящего Бена. Затем
захлопывает дверцу своим коленом и направляется по тропинке к входной двери.
Она спотыкается и резко останавливается, увидев меня.
— Привет, — шепчет девушка.
— Привет, — я беру ключи из ее руки и открываю дверь. Зайдя к ней, я включаю
свет в прихожей.
— Спасибо. Я скоро вернусь, — я наблюдаю, как ее изящная попка исчезает вверх
по лестнице, и со стоном втягиваю и выпускаю воздух из лёгких. Ее тело абсолютно
идеальное.
Я не был здесь с тех пор, как они переехали, но тогда я был в роли хозяина. У меня
занимает пять минут, чтобы осмотреться. У Кортни дом декорирован в пляжном стиле.
16
Комната, где мои бабушка и дедушка обедали за столом, теперь стала игровой, и Кортни
перекрасила стены на кухне в ярко-желтый цвет. Я просматриваю фотографии на стене и
смеюсь над той, где у Кортни глазурь размазана по всему лицу.
— Это было в прошлом году, — её мягкий голос слышится через гостиную, я
поворачиваюсь к ней лицом. — День рождения Бена, Мона подсказала ему эту идею.
— Это забавно, — Боже, я превращаюсь в тёлку.
Мои руки прижимаются к бёдрам в карманах джинсов, и я раскачиваюсь на каблуках
своих ботинок.
— Что случилось? — спрашивает она. Ее голова наклоняется, и девушка скрещивает
руки на груди в защитном жесте.
— Просто хотел убедиться, что ты в порядке…
— Да, — она прерывает меня, кажется, раздраженно. — Я в порядке.
— Хорошо, тогда я пойду, — моя рука ложится на ручку, когда я останавливаюсь от
ее слов.
— Я ненавижу это. Я ненавижу свою работу. Ненавижу, что не могу уложить своего
ребенка каждую ночь в постель. Я ненавижу, что все время одна. И я ненавижу, что
второй раз за месяц ты видишь меня в худшем состоянии, — когда я начинаю говорить,