Казалось, воздух сейчас зазвенит.
- Я не хочу вас больше видеть, - холодно проговорила она, развернулась и пошла к крыльцу.
А он остался стоять там, тяжело дыша и сжимая кулаки.
К нему уже добежали два телохранителя. Один из них негромко произнес:
- Это было неосторожно, Вадим Евгеньевич.
Плевать. Вадим окинул быстрым взглядом людей Муратова и ушел оттуда. Надоели рамки, постоянная слежка. «Забота», бл***. Нахрен все.
В тот момент он ничего не чувствовал, кроме отката, выжигающего душу.
Не хочет его видеть.
Хорошо.
Сейчас он быстрым шагом шел прочь, а откуда-то из груди как будто нить тянулась. Мучительно, с болью. Хотелось развернуться, найти ее и сказать, что он все равно не исчезнет. Потому что она должна ему!
ДОЛЖНА.
Что с ним? Почему теперь? Да если бы он знал!
Он просто чувствовал, что ничего еще не кончено. Ничего! Ребенок, неясное ощущение. Какой-то дурацкий инстинкт держал его как якорь. Все это сейчас кипело в нем, не находя выхода.
В аэропорт он опоздал. Улетел другим рейсом, вымерзший изнутри от непонятной тревоги.
***
Аня договорилась встретиться с Инкой. Кафе было в квартале от офиса Ильи, оттуда она собиралась позвонить ему, чтобы забрал ее домой.
И надо же ей было так нелепо столкнуться с Батуровым! Да если бы она знала, что на него наткнется, вообще бы из дому не вышла.
«Я не исчезну. Знай это».
Она уже минут десять как сидела в кафе, а ее до сих пор трясло!
Подруга что-то рассказывала, а она не могла сосредоточиться. Наконец не выдержала, сказала:
- Извини, что-то плохо себя чувствую.
- Ты чего?! - всполошилась Инна, потянулась к ней через стол, накрывая ее руку своей. - Ты дыши, главное, глубже. Давай я тебя домой отвезу, хочешь?
- Нет, все нормально, - Аня попыталась улыбнуться. - Я сейчас позвоню Илье.
- Ладно, - Инна отодвинулась.
- Я сейчас...
Аня поднялась с места и ушла в туалет. Набрала Илью, пошли гудки.
- Да! - ответил он почти сразу.
Аня выдохнула:
- Мне плохо, забери меня. Я в кафе.
И назвала адрес.
- Хорошо, будь там, - проговорил он. – Я сейчас подъеду.
Ну вот и все, теперь не страшно, да? Теперь можно было расслабиться и заплакать. Она вернулась в зал к взволнованной Инке. И ждала, а это ощущение опять начало накатывать снова. Минуты текли, пять, десять…
Очень скоро подъехала машина. Резко затормозила, взвизгнули покрышки по асфальту. Вышел Илья. Кажется, за ним маячили его люди, сейчас Ане было не до того.
Взгляд у него проскочил тревожный, дикий.
- Что случилось, Аня?
У нее не было сил объяснять. Дрожащее внутри чувство усиливалось, низ живота стал тянуть.
- Ничего, просто забери меня домой.
Инна подскочила:
- Илья Николаевич, я правда не знаю. Сидели, и вдруг…
Илья только бросил на нее острый взгляд, челюсти стиснулись, обозначились желваки, та сразу притихла и села на место. А он проговорил негромко:
- Все хорошо, Анечка.
Подхватил ее на руки и понес.
Они не поехали домой. Из кафе Илья повез Аню прямо в ту частную клинику, где она наблюдалась раньше. Сутки с лишним ее удалось продержать, а к утру третьего дня родился малыш. Мальчик. Два семьсот, закричал сам.
***
Прошедшие сутки дались Анне тяжело. Все время на нервах, страх, что с малышом случится что-то. И далеко в глубине души запрятанные глупые женские слезы о том, что больше никогда не вернется. Она отрезала это от себя. Отрезала по живому. Сказала ему, что видеть его не хочет. Так зачем же ему теперь преследовать ее, тревожить?!
Неизвестно, как бы она пережила это все, если бы не Илья. Он был рядом, его молчаливая поддержка и помощь. Без вопросов, без единого упрека. Хотелось разрыдаться, просить у него прощенья, но он только улыбался ей, держа за руку:
- Не надо, Анечка, все будет хорошо.
Хорошо.
Когда стало ясно, что все-таки рожать будет сейчас, Ане уже стало побоку, что могут подумать. Это их жизнь и не касается никого. Главное - малыш. Чтобы с ним все было хорошо.
Илья поднял на ноги всех, наготове держали операционную и инкубатор для новорожденного. Она родила сама. Было больно и страшно, но без разрывов и осложнений. А малыш хоть и семимесячный, но орал так, что его было слышно на весь блок. Его даже не пришлось укладывать в инкубатор. Да, ребеночек худенький, два семьсот всего, но вполне жизнеспособный.
Когда Аня увидела его красненькое сморщенное личико и открытый в требовательном крике рот, все прошло. Прошло ВСЕ.
Осталось только огромное, несоизмеримое ни с чем счастье.