Столько вопросов лезет в голову.
Он знал, что я работаю тут, или это совпадение? И если знал заранее, то что еще известно ему обо мне? О моей жизни? Он в курсе, что у меня есть дочь?
Дочь от него…
Взгляд падает на панель приборов и натыкается на кусочек белоснежного картона. Я на автомате тянусь за визиткой, беру в руки и читаю красивую золотистую надпись.
Воронцов Эдуард Сергеевич. Кручу между пальцами бумажный прямоугольник и все-таки не выдерживаю:
– Почему Эдуард? – поворачиваю к нему голову.
– Что? – не сразу понимает он, отвлекаясь от дороги.
– Тебя ведь звали Денис! Почему ты сменил имя? Почему Эдуард?
По красивому лицу пробегает едва заметная тень. Ему явно неприятен этот вопрос, или с ним связано что-то острое, болезненное для Воронцова.
Я не знаю, что происходило с ним за эти годы, кем он стал и как пришел к этому. Хотя спросить очень хочется.
Только боюсь, вряд ли он станет со мной откровенничать.
Я оказываюсь права.
– А чем тебе не нравится Эдуард? Красивое ведь имя?! – дергается уголок его рта в кривой усмешке.
– Дело не в «не нравится». Я пытаюсь понять!
– Не надо ничего понимать, – перебивает он резко. – Просто прими как данность. Дениса больше нет.
– Это я уже заметила…
На этой ноте мы оба замолкаем. Нормального общения не получается, и он включает музыку. Всю оставшуюся дорогу мы едем молча, погрузившись каждый в свои мысли.
Наверное, я зря переживаю. Воронцов не лезет ко мне в душу, не задает лишних вопросов. Ему вообще нет до меня дела. Я чувствую себя пустым местом вплоть до самого окончания поездки.
И это радует.
Я бы не выдержала, если бы он заговорил на личную тему.
Мы приезжаем к новому торговому центру в северной части города. Это молодой, но уже многообещающий район с кучей новостроек. Здесь очень доступное жилье и большая часть населения моложе среднего возраста.
Подъезжаем к большому трехэтажному зданию, облицованному зеркальной плиткой. Помещение, с которым мне придется работать, находится на последнем этаже. И оно огромное.
Я застываю в немом изумлении, стоит мне ступить на порог.
Это тебе не гостиная в хрущевке. И не студия в новостройке. Тут действительно нужна команда. Кажется, кто-то слишком поторопился, согласившись взяться за это дело.
Хотя в голове уже рисуются картинки, как можно зонировать территорию, где выделить основные участки и как шикарно может получиться в итоге. Это ведь такой кайф, когда не стеснена в площади.
Воронцов объясняет, что именно хочет здесь видеть. Показывает план на бумаге, инструктирует по поводу главных и второстепенных зон, помогает освоиться.
На время я забываю, кто он и что меня связывает с ним. Отвлекаюсь на работу, слушая его голос и рисуя план в голове.
В стороне стоит стремянка, оставленная рабочими. Как раз то, что мне нужно, чтобы измерить высоту потолка.
Пока Воронцов отвлекается на телефонный звонок, я раскладываю лестницу на нужную мне высоту, закрепляю и аккуратно поднимаюсь вверх.
Ступенька, вторая, третья… пятая.
Я не сразу осознаю, что происходит. Встревоженный голос Эдуарда заставляет обернуться, и только тогда я понимаю, что стремянка подо мной начинает разъезжаться.
Сердце ухает в пятки от понимания, что спрыгнуть я уже не успеваю.
Еще секунда-другая, и…
– Я держу. Спускайся, – раздается командный тон за спиной.
Воронцов каким-то чудом оказывается рядом за доли секунды. Хотя я точно помню, что несколько мгновений назад он стоял чуть ли не в противоположном конце зала.
Вцепляюсь пальцами в прохладный металл, выдыхая с облегчением.
Чувствую, как резко слабеют ноги. Сердце бьется так громко, что у меня закладывает уши.
Я медленно делаю шаг вниз.
Еще один.
И еще.
В последний момент, когда мне остается всего пара ступеней, я не рассчитываю несколько сантиметров, и нога подворачивается, теряя опору.
Меня кидает в сторону, мне грозит жесткая встреча с бетонным полом, но сильные руки не дают упасть. Перехватывают в районе талии, прижимают к мужской груди и ставят на пол.
Только вот отпускать не торопятся.
Я стою спиной к нему. Затылком ощущаю его горячее дыхание. Чувствую жар его тела. Волнующую близость.
Внутри смешивается адреналин от пережитого шока со вспыхнувшим притяжением. Ядерный коктейль, от которого перехватывает горло и нечем дышать.
Я замираю в его объятиях, боясь пошевелиться.
Снова сделать что-то не так.
Оказаться на грани.