Я прибыл сюда со строительной инспекцией. Местный провожатый махнул рукой, мол, пусть девка рисует, не мешает ведь. Все уехали, а я остался. Планов на вечер не было, и я очень рассчитывал на случайную встречу. Только Ангелина не обратила внимания. Словно и не было меня.
Очарованный загадочной юной красавицей, два часа наблюдал, сидя на траве, про себя окрестив Белоснежкой, за волшебством на холсте. Когда она закончила и повернулась, начала общаться свободно, словно бы знакомы годы. Я пять дней провел с ней, как сумасшедший бегал на свидания к девятнадцатилетней девушке. Мы ведь даже не спали с ней, только ночь перед отъездом подарила мне. Я был первым у Ангелины. И долго оставался единственным. А сейчас вряд ли…
Я улетел в Москву, а через три дня взвыл и вернулся за своей Белоснежкой: сказал, что не могу без нее, с собой забрал, хотел, чтобы перевелась учиться в столицу. Я хотел ее всю без остатка и получил. И себя отдал: Ангелина не могла просто так жить со мной, и мы поженились. Скромно и тихо. Родители были против, но смирились. Отец не верил, что это надолго. Он оказался прав…
— Здравствуй, Ангелина, — подошел со спины, нос пощекотал аромат сладких цветов. Она резко обернулась, темные волосы взметнулись, карие глаза ошеломленно распахнуты, тонкие ноздри затрепетали.
— Ты?! — смятение было недолгим. — Что тебе нужно? — сразу ощетинилась. Ничего хорошего от меня не ждала. Правильно делала. Я стал еще большим мерзавцем.
— Жену захотел увидеть. Разве это запрещено?
— Бывшую, — парировала Ангелина.
Я только горько хмыкнул. Ну да. Ну да. Бывшую. Настоящую. Но есть ли разница?
— Ты совсем не изменилась, — произнес, рассматривая ее лицо. Те же яркие сочные губы, острый подбородок и высокие скулы. Только взгляд другой: колючий, жесткий, совсем мне незнакомый.
— Ты зато постарел, — едко ответила и воинственно сложила руки на груди. — Так чего тебе?
Нет, Геля никогда так со мной не разговаривала. Кто эта новая красивая женщина? Это Ангелина?
— Не изменилась только внешне, — вместо ответа произнес. В принципе, она права. Смысл тянуть кота за яйца. Я приехал по делу, а не на длинные ноги жены пялиться. — Ангелина, мы все еще женаты, — без подготовки объявил. Без смазки вставил, так сказать. Не потому что сволочь, а хотел ее реакцию увидеть. Настоящую, первую, бурную.
— Что?! — воскликнула она. — Мантуров, ты в своем МинРромТорге совсем с ума сошел? У меня бумажка есть, где черным по белому написано, что ты мне никто!
Я, конечно, не на такую реакцию рассчитывал, но она знала о моих достижениях в государственной службе. Значит, интересовалась.
— Поверь, для меня это такой же сюрприз. В актовой записи перепутали наши отчества, и вышло, что мы с тобой формально не развелись.
Ангелина нервно прикусила губу: думает, анализирует, пытается понять, что это значит для нее. Все на лице написано, потом еще вслух повторила.
— Если бы я вышла замуж… Или ты женился… И всплыло бы позже… — резко вскинула голову. Сложила два и два и получился неверный результат: — Жениться собрался? Поздравляю, — абсолютно спокойно констатировала. — Ты приехал, чтобы развестись еще раз? Или что?
— У тебя кто-то есть сейчас? — снова проигнорировал вопрос.
— Тебя это не касается.
— Отчего же? Муж все-таки.
— Который три года как объелся груш, — Геля упражнялась в иронии.
— Твой ребенок… Он мой?
Я не сомневался в верности Ангелины никогда, но злые слова задели. А вдруг?
— Он только мой, Мантуров. Только мой. А ты зачем платил алименты, если сомневаешься? — насмешливо уточнила.
— Как он? Это ведь мальчик?
Ангелина напряглась еще больше, как волчица-мать.
— Говори, что нужно, и уезжай. Все остальное тебя никак не касается. Ты моему сыну никто.
— Мне нужен развод, — я тоже начал злиться. — Поедешь со мной в Москву и подпишешь документы.
— С тобой в Москву? Серьезно? — дернула острым плечиком, ненароком сбрасывая узкую бретельку. Я сразу ощутил то самое «хочу-не могу». Нет, у меня ничего колом не встало и мозг не стек в брюки, просто с Гелькой было то, чего никогда не будет с Марьяной: на уровне феромонов манила меня. — Мантуров, у тебя такие связи, что ты можешь развестись и без меня, — бросила и отвернулась к мольберту: краски начала паковать, кисти убирать. Я шагнул ближе. Захотелось обнять ее на странном инстинктивном уровне. Жена все-таки. Но не успел: звонкий детский голосок отвлек.