Тонна сообщений о том, как какая-то дамочка скучает по моему горячему мужу, возможно, и не убили бы меня, но вот фотографии теста с двумя полосками, а следом и плоского живота… Именно эти фотографии превратили меня в пустую оболочку. Я не могла сделать ни вдоха, я сидела в холодном помещении огромной армейской комнаты на узенькой шконке, подобрав под себя ноги, и раз за разом пересматривала фотографии чужого женского живота, в котором жил ребенок. Ребенок моего мужа. Такой желанный и необходимый мне ребенок, который был не моим.
Меня выжгли изнутри, просто не оставив во мне ничего. Это было даже не предательство, это было что-то такое необъяснимое, чему я не способна была придумать название, потому что и думать-то могла лишь о том, что это я такая — несостоятельная, неправильная… Что это я не смогла забеременеть, потому что я ущербная, женщина, которая никогда не станет матерью. Швырнув гаджет о стену, я вытерла слезы и пошла в дежурку. Нужно было срочно поговорить с Антоном, прояснить все — возможно, это кто-то незнакомый, может, это какая-то рассылка для получения денег или еще чего. А я тут в истерике бьюсь.
После того как я попросила ненадолго отойти дежурного, набрала короткий номер для связи с нашей заставой, свет на которой к этому времени уже восстановили. Правда, отключали периодически, но сейчас мне повезло.
— Прапорщик Курков….
— Тош, как хорошо, что ты в дежурке.
— Привет, Вика, говори быстро, мы тут зашиваемся.
— Марина, — спешно протараторила я.
— Что?
— Марина Спицина, так она подписана в телеграм.
— И что?
— Ты ее знаешь?
— А что? — осторожно спросил он, а меня словно наотмашь ударили.
— Не уходи от ответа.
— Я не понимаю сути вопроса.
— Она говорит, что беременна.
— Что?
— От тебя.
— Да ну нафиг, — протянул Антон.
— Тоша?
— Не верь Вика, это все гон.
— То есть ты с ней не спал?
— Нет.
— Сто процентов?
— Слушай, Вика, я тебе уже ответил! Что ты начинаешь прикапываться ко мне?
— И ты можешь поклясться здоровьем того нерожденного ребенка? — Господи, прости меня за то, что я сказала такую кощунственную вещь.
— Вика! — прорычал Антон, он всегда реагировал так на любое обвинение, особенно когда был виноват — в таком случае он злился вдвое сильнее.
— Поклянись мне, что это не твой ребенок!
— Я не знаю! — заорал он так, что если бы я смогла, то оглохла бы, лишь бы не слышать этих слов. — Не знаю я! Довольна? Довольна, я тебя спрашиваю? Да какого хуя ты вообще в мой телефон полезла? Кто тебе разрешал?
Я поднялась с места, заткнув рот ладонью, прижала трубку к груди и случайно поймала растерянный взгляд вернувшегося дежурного. Я хотела ему что-то сказать, но получались лишь бессвязные всхлипы. Тогда, отпустив телефонную трубку, будто она была вымочена в серной кислоте, я выскочила на улицу, как была, без шапки. Добежала до курилки и начала курить одну сигарету за другой. Надеясь успокоиться, надеясь наполнить себя изнутри хотя бы губящим дымом никотина, но только не тем, что рвало меня сейчас на куски. Господи, за что? Меня трясло от рыданий, а я из последних сил пыталась держать себя в руках, чтобы никто не заметил, не обратил на меня внимание, не понял.
Укусила себя за средний палец, все сильнее сжимая челюсти. Мне нужно почувствовать боль. Другую боль, физическую, мне нужно перекрыть то, что происходило сейчас внутри, иначе я сойду с ума, иначе я замерзну навсегда и останусь на этой лавке на всю жизнь — памятником неудачницы, которая не смогла сохранить собственную семью. Не-на-ви-жу!
Как же я его ненавижу.
Хлопнула дверь заставы, и я рассеянно перевела взгляд, проследила за майором, который вышел из здания и направился к личному внедорожнику. Я вытерла глаза, увидела черные отметины туши на пальцах и, собрав снег с земли, попыталась умыться им, чтобы стереть следы потекшего макияжа. Хоть в божеский вид привести себя.
— Я на КПП, — прокричал Самойлов сержанту, открывающему ворота.
А я перестала плакать, словно, протерев лицо снегом, я в него и превратилась: такая же холодная и белоснежная от пустоты, царившей во мне. Как горсть снега, я состояла из тысячи мелких крупинок, которые могли в любой момент рассыпаться.
Машина выехала за ворота и скрылась из виду, а я продолжала смотреть ей вслед, ничего не замечая вокруг. Какое-то время спустя я достала очередную сигарету, краем сознания отметив, что та была последней. Сделала затяжку, четко решая, что мой брак окончен раз и навсегда. Именно этот момент для своего появления выбрала неугомонная Настя Ворон, которой пора бы уже стать Калининой.