«Как тебя зовут? Из какой ты школы? Участвовал ли в прошлогодней олимпиаде? Чем можешь похвастаться?» В общем и целом, задаем тыщу вопросов, и без четверти девять мы друзья навек. Проверили, кто что знает, открыли, что в математике нас привлекает вовсе не алгебра, а геометрия, геометрия — и только. Говорим не наговоримся. Ну, словом, даже если бы мы были знакомы с детского сада, мы бы так крепко не подружились. Наконец звонок, надо идти на экзамен. И вот, когда мы парами поднимались по лестнице, я его спрашиваю: надеюсь, мол, мы сядем вместе, за одну парту? Пускай бы он ответил «да», пускай бы он ответил «нет» или даже сказал бы и «да» и «нет», я бы так не удивился, не состроил бы такую шимпанзячью рожу, как тут, когда он вместо ответа спросил: «А зачем?» То есть как «зачем»? Ну просто потому, что мы подружились, переговорили обо всем на свете, целый час проговорили, пока мы вместе кружили по школьному двору. Еще и потому, что я лично, хотя и не успел сказать ему, но думал пригласить его потом распить бутылку «Пепси». Потому что, когда он, к примеру, спросил меня, нравится ли мне кто из девочек, я ведь не сказал ему, что это его не касается, а прямо назвал имя: Алида Гэлэцяну. Мало того, я еще сказал, что она одевается по-мальчишечьи, не утаил даже тот факт, что она любит шоколад с орехами. То есть как «зачем»? Не понимаю я таких заскоков! И с чего он вдруг брякнул это несчастное «зачем»? «Я потому спросил, — говорит он, — я хотел узнать, что у тебя на уме. Если ты собираешься списывать у меня, это не по правилам». Я ему сказал: «Что за чушь! Да мне и в голову не придет списывать, сколько я себя знаю, я еще ни разу в жизни не списывал, если разобраться, такие вещи мне глубоко противны».
Пусть бы на том все и кончилось, я был бы страшно рад, если бы тем дело кончилось. Но он вдруг вздумал потребовать с меня честное слово, что я не буду списывать.
Меня прямо в жар бросило. Я ушел от него, не сказал ни слова, отправился в другой класс и там писал письменную. Результат вы знаете, точнее — я не прошел в следующий тур.
Вот это я и хотел вам рассказать, потому-то и задержал вас. Не стоит удивляться, как это я умудрился не пройти, как я мог обмануть ваши ожидания и все такое прочее, — это бесполезно.
Ничуть я не волновался, напрасно вы так думаете, и нисколечко я не спешил, напрасно вы так думаете. Мне только грустно было, очень грустно, невероятно грустно.
Хотите, я попрошу маму, и она угостит вас черешней?
НЕ УБЕГАЙ, МОЙ СЛАВНЫЙ ДЕНЕК!
Все дивно-дивно. На душе у него легко. Он повторяет словечко «дивно», и оно звенит, как хрустальный бокал, когда чуть щелкаешь по нему. Оно и само как прозрачный хрусталик, тебе так и видится ледяная сосулька, сверкающая на солнце, и чистое-чистое небо. Такое небо бывает всего только раз, по твоему желанию. Когда тебе очень захочется, чтобы все тучи рассеялись, ты их попросишь, и они, конечно, послушаются.
Все дивно-дивно, все так и поет, как тот чудесный родник в Кее. Когда он набрел на родник, он даже гикнул от радости и тотчас увидел, как глыба сорвалась со скалы.
— Что это на тебя нашло? — спросил Валериу и толкнул его локтем.
— Мне хорошо, мне так весело! — ответил он тогда. — А больше ты меня не расспрашивай, я сам не знаю, что на меня нашло. Я готов кричать, кричать что хочешь… Ну хочешь, я крикну, что страхолюда Паула красивее всех на земле, что ты мне дороже брата, что я люблю блинчики с джемом… Эге-гей!.. Слу-у-шай-те все-е! Кто не знает, что такое счастье, спросите у меня! Даю уроки бесплатно!
И тогда и теперь причина одна: ничто его не удручало, мысли у него были честные, прямые и светлые, как только что зажженные свечки на елке. Все было прекрасно. Все гладко.
Нет, погодите, то настроение на экскурсии в Кее и не могло быть иным. Величие природы, как всем известно (а кому неизвестно, тот непременно узнает в школе, не увильнет), внушает тебе… как бы это назвать? — вертится на языке, а вот не вспомнишь… впрочем, ладно, не важно, что за слово такое, когда-нибудь вспомнится, важно то, что внутри у тебя все поет, ты становишься лучше, умнее, добрее и даже легче, в буквальном смысле слова, теряешь весомость, и тебе хочется плыть, лететь…
Ну, а теперь? Поблизости нет ни родника, ни таинственного лиловатого света над ним, нет той скалы, с которой слетела глыба — держалась на ней миллион лет и вдруг ринулась вниз лишь потому, что ей понравилось, как он гикает. Величие природы и все, что есть в Кее, так там и осталось. А что-то поделывает сейчас там природа? Наверное, сочиняет стихи, ест первый снег и гоняет белок, любуется, как быстро мелькают эти живые огоньки…