Но я был тверд, на уговоры не поддавался. Я все еще надеялся заполучить винтовку.
— Здесь один товарищ велел мне подождать. Он сейчас в доме тут.
— Он не в курсе. Ты его покритикуй, когда с ним увидишься. Ждать нам некогда. Город сейчас наш, впервые по-настоящему наш. Мы и градоправители, и пекари, и учителя, и доктора, в общем, должны управляться на всех фронтах. А ты хочешь ждать? Значит, по-твоему, не надо охранять город? Ну, теперь ясно?
… И вот уже пятый или шестой день я охраняю мост. Потому мне и казалось естественным, что мой голос и мое оружие — немудрящая стальная проволока — устрашат этого человека, сопровождающего обоз.
Он остановился. Обожженное солнцем небритое лицо, маленькие, глубоко запавшие глаза выражали такую усталость, что я невольно попятился, боясь, как бы он не упал на меня.
— Документы? — Он улыбнулся, разлепив потемневшие от пыли губы. — Вот они! — Он указал палкой на телеги. — Десять возов документов всей Молдовы… Мои собственные против них ничего не стоят. Здесь старинные грамоты из архивов Молдовы. Я укрывал их в лесу, ждал, пока утихнет стрельба. Вот и утихла…
— А теперь куда?
— Везу обратно, в Яссы.
— Куда в Яссы? Яссы велики.
— Пусть мне отведут какой-нибудь дом, где все это можно сложить.
— Дом? — Я чуть не рассмеялся. — Да вы знаете, что сейчас в городе?
— Спокойно, теперь-то уж спокойно. А что еще может быть?
— Город разрушен. Сгорел. Люди живут в подвалах, в погребах.
Он покачал головой и вздохнул. Я обратил внимание, что он хоть и не старый, а совсем седой. Из-под грязной соломенной шляпы с лентой выглядывали белые пряди.
— Эх, и Яссам тоже нелегко пришлось. В погребах, говоришь?
— Некоторым вообще и ночевать негде.
— Негде? — От удивления он даже прищелкнул языком. И опять покачал головой и вздохнул. — Две недели скитался я по лесам со всем обозом, оберегал добро от погибели. Тяжело было. Люди голодные. Лошади голодные. Ничего, теперь все позади. Добрался наконец до Ясс. Только бы найти кров для этих бумаг, только бы увидеть их в надежном месте, тогда и…
— Это трудно.
— Труднее, чем было, не будет. Найдется какой-нибудь дом.
— Черта с два! Если нет домов, где их взять? «Дом, дом»! Не осталось домов! Мне и пускать-то вас в город нельзя. Только зря людям головы морочить будете. Лучше разгрузите всю эту макулатуру прямо тут, а телеги нам очень нужны. В Бэлцаци картошка осталась, не на чем привезти. А ваш этот хлам никого от голода не спасет. Лучше сделайте патриотическое дело, оставьте все тут.
У него задрожал подбородок, он вынул из кармана тряпицу, вытер лицо и приложил к глазам. Палка выскользнула у него из рук и покатилась к берегу Бахлуя. Я придержал ее ногой, поднял и подал ему.
— Спасибо, молодой человек! С этой палкой я добрел сюда, с ней побреду и дальше. Ты не смог бы направить меня… к кому мне в городе обратиться?
Голос у него дрожал, во взгляде и судорожном жесте, каким он ухватил палку, было что-то такое, от чего меня жалость взяла. За минуту до того я было решил самовольно разгрузить телеги и погнать их в город. Но тут я сразу передумал. «А если мне так, с поклажей пригнать их в город? Там все и разгрузят. Какая разница, где их жечь, здесь или там, на площади Унирий? Зато я повозки не упущу…»
— Пойдемте со мной. Трогайте обоз!
Мы пошли рядом, а позади потянулись, заскрипели повозки, въезжая на деревянный настил. На другом конце моста нес охрану мой напарник. Я сказал ему, что скоро вернусь, но он не слушал, разговаривал с девушкой, не знаю, быть может, и по делу.
Пока мы так шествовали с ним, все встречные останавливались с любопытством и спрашивали, что мы везем. Мне не хотелось отвечать. Да и что я скажу? В городе возили хлеб на навозных телегах, картошку не на чем было доставить, а я вот веду по улицам целый караван с бумагами. Я злился на себя, что уступил, и не раз испытывал желание остановить этот злосчастный бродячий цирк и раскидать все бумаги.
Когда мы подошли к дому Комитета, я оставил своего спутника на улице, а сам отправился вести переговоры. Наверху в дверях я столкнулся с тем чернолицым мужчиной, у которого была забинтована рука.
— К кому тут можно обратиться, у меня срочное дело? — с места в карьер спросил я.
— Нет таких срочных дел, которые надо решать не здороваясь.
— Здравствуйте!
— Здравствуй! Ну, дальше? Я занимаюсь и срочными и несрочными делами. Слушаю тебя.
Я скороговоркой доложил ему, каким образом добыл десять телег.
— Порожних?
— Почти что. На них бумаги.