— Чей это заколоченный дом?
— А это дом купцов Бочаровых, богатые купцы. Хорошие люди. Богобоязненные, честные. Да не дает Бог счастья… Вот теперь Иван — хороший человек, тихий, и за что, за какие грехи Бог наказал — одному Ему ведомо. Женился он на красавице — и богата, и умна, и добра была… Года не прожил с ней — утонула в реке, как раз на свои именины…
Погоревал, погоревал, ну а потом женился на второй… Вестимо — человек молодой… Тоже была и красавица, и умница… Работница какая, рукодельница — каких воз духов для церкви не вышивала… У нас, у Николы-Чудотворца… Все, почитай — ее работа… Уж так дружно жили они, так хорошо… А вот — прожил с ней года два — и отправил в желтый дом… И чего бы, кажется, ей — так ее любил Иван, что просто зависть брала смотреть…
А вот, решила она, говорят люди, — будто виновна в смерти Надежды, его первой жены. Кричит: «Это я убила ее… Я сжила ее со света своими злыми глазами…»
А глаза ее, и впрямь, были злые-презлые, черные… блестящие…
А сама злой не была — Царство ей Небесное…
Видно, крепко любила мужа-то, не перенесла разлуки — сама себя порешила в больнице…
НЕ УБИЙ
Глафира Ивановна встала очень рано. Впрочем, она и ночью-то почти не спала — все боялась проспать.
Все в комнате было убрано еще с вечера, но Глафира Ивановна все же находила себе дело: то вытрет и без того блестящую крышку рояля, то обдернет белоснежную занавеску, то передвинет цветы.
Цветов Глафира Ивановна наставила всюду: очень любит их Валя.
Сестра должна была приехать восьмичасовым поездом. Но он значительно опоздал: ночью на сороковой версте от города были повреждены пути. И на станции сказали, что не знают даже приблизительно времени прихода поезда. Поэтому Глафира Ивановна решила ждать сестру дома. Но ожидание было ужасно томительным.
Она не видалась с сестрой больше года. Последнее свидание длилось пять минут — там, в больнице.
Валя была единственным дорогим Глафире Ивановне существом, единственной, к кому была привязана ее стареющая душа.
Старая девушка сильно волновалась при мысли о свидании. Но к радости примешивалось чувство гнетущего беспокойства.
Есть же такие кошмары, которых не в силах смыть никакие страдания, никакие раскаяния, никакие запоздалые упреки совести…
Нет, нет… Заняться чем-нибудь, чтобы не лезли в голову непрошеные воспоминания!
Звонок…
Сердце старой девушки забилось громко и часто, когда она рванулась к двери. Валя стояла в дверях, в своей короткой осенней кофточке, фетровой шляпе с черным пером — в том самом костюме, в котором видели ее два года назад в Киеве…
Только похудела она. Особенно исхудали ее красивые руки, которыми, не без основания, так гордилась молодая женщина.
— Глаша, ты не встретила меня даже на вокзале!
Это прозвучало укоризненно.
Глафира Ивановна, стоявшая минутку в каком-то оцепенении, рванулась к сестре и молча обняла ее. У обеих показались слезы.
— У тебя нет багажа? — спросила Глафира Ивановна, и сейчас же почувствовала всю неловкость своего вопроса, когда сестра сказала:
— Откуда же… Я надеюсь, ты покормишь меня, — прибавила Валя, — я не успела позавтракать на вокзале.
— Да чего же я стою! — засуетилась Глафира Ивановна, — ведь у меня все давно готово… Самовар кипит уже больше часа… Подкладываю угольки… Давай чемоданчик — снесу в твою комнату… Идем в столовую… Или ты сначала пройдешь к себе умыться с дороги? Там, в твоей комнате…
— Моя комната, — протянула Валя, отворяя дверь, — как давно не была я здесь… Сколько лет прошло с тех пор, Глаша?.. Я вышла замуж четыре года назад…
Валя остановилась на пороге светленькой комнаты, залитой утренним солнцем, и долго-долго смотрела на знакомую обстановку. Потом прислонилась к косяку и как-то так, сразу, беззвучно заплакала.
— Валя, успокойся, — мягко дотронулась до ее плеча сестра.
— Это сейчас пройдет… Я давно не плакала…
Валя вытерла глаза.
— «Там» я не плакала никогда… Даже не вспоминала. А вот — увидела свою комнату — и воскресло все… Ведь это все было сном, мучительным сном? Ну, скажи мне, что я никуда не уезжала, что никогда не была замужем, что зовут меня — Валя Крутилова!..
Она говорила нервно, как говорят люди, которым долго не с кем было перемолвиться словом. Может быть, чуть-чуть театрально…
— Успокойся, милая, — тихо сказала старшая сестра, — конечно, все — сон, все пройдет… Ведь и вся наша жизнь — сон…
Грустная улыбка промелькнула по лицу Вали.
— Хорошо тому, кто может себя утешать верой…