Чарльз Портал пояснил: «Я полагаю, ясно, что целями должны быть жилые районы, а не, например, верфи или авиазаводы»».
*
Боль снова стала застилать его мозг. Невыносимые страдания прошли по его искалеченной в детстве коже. Его правая рука бессильно и судорожно задвигалась в поиске эндорфинов, рассыпанных в кармане брюк. Он вновь увидел этот ужасный призрак в старой гостинице неподалеку от Гайд-парка, который всю ночь тогда бродил по деревянным лестницам, когда он был ещё студентом. Шоу заканчивалось, фон Нойман с трудом продолжал улыбаться последним клиентам, но в последние секунды его лицо перекосило от страшной боли. Его шляпа закачалась, он шел, ничего не видя перед собой. Пятьдесят молчаливых мужчин замкнули черный квадрат и он погрузился в абсолютную темноту. Задыхаясь, он выкрикнул:
- Оливия!
- Я с тобой!
Прижавшись к нему, она сняла его шляпу.
- Еще живые!?
- Да, оба!
Медленно зажигался тусклым цветом желтый фонарь.
*
- Честно говоря, Череп произвел большое впечатление, - думал полковник, - этот, читающий мысли. Затевается что-то серьезное. Кажется, мне удалось напасть на след! Как же мне оторваться? Судя по всему, они просто пристрелят меня или же перед тем помучают.
Обе руки дукса были крепко прикованы к двум охранникам, сзади шли еще двое, больно беспрерывно толкая его карабинами в спину. Улыбчивый шел впереди, постоянно оглядываясь и мурлыкая ритмическую китайскую песенку. Каре неторопливо продвинулось по извилистым дорожкам к большому массивному зданию с парящей невесомой крышей, исполненной по-китайски чертами чуньцю, весны и осени. Кавалькада смешно ввалилась в огромный спортивный зал. Секьюрити тренировались на спортивных снарядах, занимались разными единоборствами, а в центре зала на ринге двое не на шутку метелили друг друга в боксе без правил. Несколько угрюмых зрителей делали ставки. Улыбчивый усатый снял наручники.
Сорок пар глаз охранников уставились на полковника. Улыбчивый переглянулся с каким-то типом в пиджаке и подал ему знак. Видимо его ранг был достаточно высок, и тот вытолкнул полковника в центр зала. Гориллы образовали большой круг в центре. Они с удовольствием потирали руки и делали ставки. Дукс помассировал затекшие запястья.
- Как же давно я не тренировался, - подумал полковник.
Адреналин добавлял остроты ощущений. Честно говоря, бой на смерть был всегда для него самым ярким ощущением, сравнимым лишь со страстным занятием любовью.
Он стоял, абсолютно спокойный, отстраненно взирая на последние приготовления этой вечной игры.
*
«Война - отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других - людьми, одних она объявляет рабами, других - свободными. Враждебное находится в состоянии согласия с собой. Этот космос, один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающий, мерно угасающий».
Внутренне собравшись, он всеми силами пытался обуздать свои обычные человеческие страсти, для того чтобы быть готовым к собственно самой главной встрече. Гориллы немного пошумели и втолкнули в центр круга ужасного вида громилу.
- Откуда же берутся такие? - подумал полковник.
Это был гремучий коктейль под названием «Матушка-Земля». На его смуглой физиономии красовалась испанская бородка. У него был кривой нос с горбинкой и мутные карие азиатские глаза, которые метали злобные взгляды. Рельефные бицепсы были по толщине больше, чем ноги дукса, а со спины его фигура была стройной и точеной, как у лучших представителей черного континента.
Он вспомнил слова капитана Клубова.
- Ты думаешь, что войны не будет никогда? Ты ошибаешься. Война идет всегда и повсюду.
На тренировках на полигоне пацанам выдавали деревянные муляжи ножей и пистолетов. Инструктор капитан Клубов, в обход строгих инструкций, выдавал военные ножи, пистолеты с боевыми патронами со снятыми предохранителями и калаши. Современная война слишком скоротечна. Ты либо уже мертв, либо ты выжил и убил всех. Как ты это сделал, уже не очень интересно. Конечно, большое значение имеет постоянная шлифовка на полигоне, но это вторично. Для того, чтобы выжить и победить в битве, требуется совершенно другое.
Самозванный рефери столкнул противников, но только они не пожали друг другу руки. Бой начался.
Честно говоря, полковник даже не знал, что его ждёт. Поэтому, на всякий случай, он прыгал вокруг противника на некотором расстоянии, чуть размахивая кулаками для вида. Мгновение спустя этот терминатор обошёл дукса слева, уходя за его спину. Что есть силы полковник отпрыгнул от этого бешеного чудовища.
- Ути, ути, собака! - прошептал дукс.
Однако нос у него уже был прилично разбит и кровь размазалась по всей его физиономии. Гориллы радостно загукали и закайфовали.
- Может быть он двукратный чемпион по какому-то айкидо? Я даже не сумел понять, как он мне крепко съездил по носу. Повезло, что вырвался! Полковник продолжал смешно отпрыгивать, однако при любом приближении этот монстр больно щипал и бил тремя длинными пальцами по телу противника, взвизгивающего от боли, к радостному удовольствию болельщиков.
- Еще пару таких щипков, и я труп, - подумал он.
Все телодвижения неприятеля были отточены до высочайшего уровня. Там, где этот тифончик прикоснулся, уже пульсировала кровь.
Но какую-то тончайшую нить он никак не мог уловить.
Что-то было не так, и ему было не по себе. Может быть, эти опустошенные странные глаза? Эта машина смерти может меня убить без пафоса, как может убить человека автомобиль-мусоросборщик.
- Пойду ва-банк, - решил он, - А ла гер, ком а ла гер. Они, очевидно, хотят этого?
Он вспомнил, как однажды дрался с одним мастером спорта по дзюдо. Потом ему рассказали, что дзюдоист сильно злился от того, что не понял, как он проиграл. Полковник плюнул на все. Он разрешил чудику вцепиться в плечо, стараясь не задеть горло, и дал ему, как пиявке, возможность вцепиться в тело. Монстр потерял немного свободы. Этого мгновения полковнику хватило, чтобы включить свою программу смерти. Страшными ударами в пах, в горло, и в затылок он постарался вырубить противника. Но тот с нечеловеческой силой сжал голову дукса. Его лицо превращалось в кровавую маску. Тогда полковник из последних сил сдвинулся чуть в сторону и окончательным ударом раздавил кадык, одновременно ломая ему шейный позвонок.
Зрители помрачнели. Их яростные злобные взгляды были чрезвычайно красноречивыми. Каждому из зрителей хотелось зажарить полковника на лангет.
Залитый кровью дукс интуитивно почувствовал на себе взгляды молчаливой толпы. Он оглядел зал и в полутемной ложе заметил черные блестящие глаза Черепа, окруженного десятком телохранителей.
В эти несколько секунд решалась судьба жизни и смерти полковника.
*
Тень сидел на каменной скамье длиной полметра. Капитальное сооружение, заваренное металлическим листом с небольшими отверстиями для воздуха с решеткой-отсекателем, изображало окно. Стены толщиною в метр, замешанные на сырых яйцах, построенные нашими замечательными предками, не оставляли никаких шансов взорвать их даже тяжелыми гаубицами. Из удобств была вонючая параша и умывальник. Лежать было запрещено.
Уже неделю Тень сидел в следственном изоляторе Федерального Бюджетного Учреждения Исправительной Колонии номер 90 в семи километрах от Рыбинска. Удивительно, что он воспринимал этот кусочек своей жизни, как неизбежность, и не страдал. Звуки тюрьмы вошли в него буквально с молоком матери, поскольку он родился в тюрьме в Сиблаге в тысяча девятьсот сорок седьмом. Всю свою взрослую жизнь он мечтал доехать до своего родильного дома-тюрьмы где-то в Нарымском крае, но боялся. Он помнил, как последние дни мать сильно плакала, а потом ее увезли куда-то навсегда. Тень всегда относился к своим соотечественникам с каким-то веселым сарказмом с перчинкой, особенно к тем, что в погонах. Жизнь в детских домах по бескрайней Сибири, армия на два года в стройбате, по жестокости сравнимая с каторгой. Когда поступил в Бауманку, он с трудом вписывался в жизнь вчерашних московских школьников. Внешне Тень выглядел немного старше. Но внутри он чувствовал себя на тысячу лет. Он знал, что такое Родина-мать, и, если ты попал под раздачу, тебя может спасти только случай или что-то еще, но только не логика или разум. Отточенная система легко перемалывала миллионы человеческих жизней и превращала их в лагерную пыль, вновь и вновь подтверждая фразу «не верь, не бойся, не проси». Поэтому Тень решил, наконец, отдохнуть. Между утомительными допросами и пытками он проваливался в дрему, пытаясь заснуть. И когда у него появлялись какие-то силы и его оставляли боль, страх и мысли о его странной неустроенной жизни, он начинал мыслить.