Полковник старался не глядеть на эти жуткие изобретения человеческих рук. Озлобленные охранники перекинули наручники к кольцу блока и подтянули тело дукса так, что тот едва касался ногами пола, привязали ноги к железным кольцам, дабы они не дергались. Они потушили свет и удалились, но перед этим отвесили жертве пару оплеух.
Время остановилось. Единственным звуком было неуловимое мерное покачивание огромного судна с пиковой мощностью в сто тысяч лошадиных сил и скрип веревок и блоков, которые полковник безуспешно пытался раскачивать. При малейшем движении колец в щиколотки болезненно впивались железные острые шипы. Долгое время спустя пришли два санитара в белых халатах. Один из них ослабил кольца и веревки и проговорил:
- Ты все равно умрешь. Однако, если ты будешь сотрудничать с нами, мы гарантируем тебе легкую смерть. Есть ничтожный шанс остаться живым, это явка с повинной. У нас нет времени на тебя.
- Дайте сигарету.
Второй санитар в ответ неожиданно стал хлестать его бичом да так, что дукс заорал как шальной:
- Ты не куришь. Связи, пароли, явки. Молчишь. Посмотри на второй бич. Он называется «бич инквизиции».
Санитар припечатал им дукса так, что по всему его телу пошли кровавые полосы, ибо в бечевку были вплетены железные тонкие металлические стружки.
*
Полковник с ужасом ждал следующего удара. Но вместо этого санитары снова покрепче затянули веревки, погасили свет и удались.
Повеяло вечностью. Сознание стало меркнуть. Дукс невероятным усилием воли сказал себе с усмешкой: «Не спи - замерзнешь. У меня, кажется, начинается белая горячка!». Стены стали казаться не желтыми, а превратились в тончайшее колышащее покрывало, развиваемое дуновением бриза. В черных очертаниях теней затаились гренадеры, которые пытались его схватить. Ветер парил над вечерним небом, меняя вектор притяжения. И будто бы изникуда стали выплывать непостижимые теплые волны легкого эфира.
Полковник закрыл глаза. Когда он вновь их открыл, то увидел ее.
Она была высокая и тело у нее было совершенно. Пред ним явился ангел. Девушка исполняла непостижимый танец, которого он нигде и никогда не видел. Казалось, что она была всего лишь тенью, которая скрывалась за тонкими прозрачными покрывалами. Армида говорила телом, что невозможно передать словами. Ее темно-карие глаза испытующе насмешливо неотрывно смотрели на него и он постепенно стал завораживаться неведомыми чувствами. Боль, холод, раны и близкая смерть отступили для дукса на второй план. Он начал проваливаться в нереальный мир и каждая из его микроорганелл стала отвечать музыке ее божественного танца. Застывший его взгляд ушел в бесконечность. Далекое отстраненное трепетание неожиданно оказалось ее звуком и голосом. Она весело рассмеялась и замахала рукой перед глазами:
- Перед тобой, между прочим, молодая красивая девушка!
*
Ему не хотелось возвращаться в реальность. Он заговорил на непонятном языке. Нежными пальцами она развязала мучившие его веревки и сняла с него обручи. Полковник онемел настолько сильно, что закачался и стал заваливаться на пол. Молодая танцовщица обхватила его всем своим безупречным телом, разгоряченная бешеным танцем.
- Ты мне испачкал лиф, - чуть ли не заплакала она. - Это какая-то грязь?
- Это кровь, - буркнул дукс.
- Ай! - закричала она. Она шлепнула его и потащила к ванной.
- Не смотри, - заорала она.
У дукса закружилась голова. Она набросила на себя белое полотенце, чтобы не искушать. Она постирала лиф и произнесла:
- Мойся. Да! Да! Да!
Он прошлепал в душ. Не выдержав, он на миг коснулся ее и прижался к ней. Она задержалась на мгновение, рассмеялась и оттолкнула его.
- Ты маньяк? - она рассмеялась. - Мойся!
Он включил душ, тугие и теплые струи которого смывали с него ад прошедшего дня: бурые запекшиеся полосы крови и пота. Когда он повернулся, то увидел ее.
- Покайфуем? Лезь в джакузи.
Она погасила свет, зажгла по периметру ароматные восточные свечи. Он, забыв обо всем, забрался в теплую пузырящуюся джакузи. Дукс прикрыл глаза. Она поставила поднос с красным открытым вином Скриминг Игл, двумя бокалами и дорогими конфетами Патч, полностью разделась и плюхнулась туда же.
- Мой меня, - ляпнула она.
Она дала ему душистый кусок мыла фирмы «Планк» с шелковым клеем хитозана и серебром.
- Выпей, - сказала она.
Полковник внутренне рассмеялся.
- Умри, - прошептал он,- но не сейчас.
Они подняли два бокала и чокнулись, хрусталь божественно зазвенел.
Она не совсем понимала, что выделывало ее тело. Двое слились в единое целое и потом он утащил ее в шелковую спальню. Они лежали в теплой истоме, как два свежеиспеченных пирожка, иногда расслабленно целуя друг друга. Но вдруг полутьму внезапно вновь пронзила яркая вспышка, бесчисленные свечи взорвали темноту и их сердца бешено заколотились. И ласкающий воздух создал тысячи роскошных волн вокруг них и вновь восхитительное томление стало пронизывать их чувства, подобно следам на раскаленном песке.
Уходила боль из израненного тела, воздух был окутан легким небесным светоносным эфиром. И там не было ледяных смертельных холодных порывов, сухой горькой жажды, какофонии человеческого хаоса, а вместо этого выцветилась музыка неба и само осязание стало превращаться в лишнее, как сброшенная одежда. Осталось лишь невероятно сильное, чистое желание, которое могут испытывать только прозрачные яркие белые ангелы и боги, рождающие вселенные энергии, питающиеся цветами и жертвами невидимого вечного нектара.
И через многотонные железные перегородки танкера, многотысячную команду злодеев, приглушенный прибой бухты вечного океана, скудную растительность, склады, доки, невзрачные офисы, прорвались хриплые судорожные стоны любви, которые нельзя спутать ни с чем.
И в этом видении вновь закачалась нескончаемая огромная извилистая золотая башня, запутанные чистые линии судеб, страсти, любви с божественными светильниками со сферами.
Медленно и неуклонно юпитеры стали меркнуть и зрители, духи и ангелы стали постепенно расходиться.
*
Падение из первой небесной сферы было ужасным, с запахом нафталина, нищеты, безысходной старости, подобно изъеденному занавесу. Невыносимая боль пронизала всё его тело. Вместо чертогов любви и наслаждения он увидел пыточную железную каюту. В углу стояла двухъярусная матросская кровать, прикрытая несвежей плотной дерюжкой шарового цвета.
Танцовщице оказалось далеко за тридцать, она курила тонкую дорогую сигарету Собрайн Коктайл. Ее ногти и губы в полумраке были почему-то оранжевые, как жало паяльника.
- Вставай, крашеная сука, - заорала она.
- Ты говоришь по-русски?
- Ноуп!
Он рассмеялся.
«Попал», - подумал он. «Эти змии намазали меня, видимо, каким-то мощным наркотиком».
- Ты кто, милая?
- Поднимайся, сволочь железная!
«Надо резко менять тактику», - подумал дукс.
Вдруг она исступленно заорала:
- Гыча-а-а!
Он начал что-то вспоминать.
- Слушай, ты такую Верку Маеву знаешь?
Она сначала долго безразлично смотрела на него, потом в ее потухших глазах вдруг загорелась теплая искра. Дама вдруг вспомнила свой первый карантин. Целых три месяца. Преподавательница понижает голос, ее накрашенные губы искривляются в улыбке, которая превращается в злобный оскал.
«Вы должны научиться выглядеть подчеркнуто сексапильно, играя роль этакой секс-бомбы. Вы должны уметь обсыпать авторучку ядом, впрыскивать через резинку лобового стекла пару кубиков зелья, вызывать у приговоренного рвотный рефлекс на час и выдавливать глаза противнику. Уметь вскакивать, словно обезьяна, собирающая фрукты, падать, словно ласточка, хватающая воду, и уметь защищаться, как девственница».
- А ты то тут с какой стороны?
- Было дело.
- А как она?
- Лучше всех.
- Она работает?
- Да нет, двое детей, папик-олигарх.
- Ну?
Он испытывающе посмотрел на нее. «Терять мне точно нечего», - подумал он.
- Тогда передай привет Василию Ивановичу.
У нее отпала челюсть. Она помолчала немного, затем приглушенно спросила.
- Ну, дела. Что тебе надо?