- Не первый раз язычество воздвигает очередного золотого тельца, - заметил он. Противоядие от бессмертия есть, найдите его и этим вы одолеете этих людей.
Биньямин долго молчал. Затем он спросил у Йосефа:
- Раби, a ты не будешь возражать против воздвижения Третьего Храма?
Они еще долго вслушивались в ночь и глядели в светильники их душ. Ицхак больше не обмолвился ни единым словом. Часы показывали два часа ночи.
*
Триста различных часов в Букингемском дворце, за которыми присматривали двое слуг в течение полного рабочего дня, показали ровно одиннадцать часов пи эм. Услышав последний приглушенный мелодический звук колокола, королева Великобритании выключила свет. В восемь часов утра она проснется, во время завтрака просмотрит газеты и в девять часов уединится в своем кабинете для работы с бумагами. Ей нужно будет подписать сотни документов.
На протяжении двадцати трех тысяч ста восемнадцати дней она делала свою королевскую работу, красиво, кропотливо, исправно и надежно так, как работают часы этого дворца.
Порыв ветра принес в открытое окно свежесть весенней ночи с запахами цветущих роз. Казалось, что звуки уже не доходили до засыпающего огромного города. Она вдруг на минуту вспомнила себя маленькой Лилибет и вышла на просторную террасу во внутреннем дворике дворца. Будучи центром внимания бесконечных официальных церемоний и приемов, первых полос газет, папарацци, телевидения, интернета и слухов, она привычно несла свое королевское достоинство с искренней милостью, но она была закрыта от назойливых мыслей миллионов ее поданных. Ей показалось, что город уснул и она наслаждалась свободой быть самой собой. Память неожиданно закрутила вихрем ярчайшие прекрасные картинки. Вот она, совсем маленькая, играет с пони в саду, ее первое любовное письмо в тринадцать лет своему будущему мужу. Вместе с миллионной счастливой толпой Лондона в 1945 в День Победы, инкогнито, восклицающая: «Мы хотим короля!». Свадьба, рождение ее первых детей и ее сакральная коронация. Пусть за окном шумит полный страстей материальный мир, иногда чуждый для нее, где меняются премьер-министры, начинаются и заканчиваются войны, рушатся империи и на карте мира появляются новые страны, у нее есть свое собственное королевство тончайшего мира. И в этом мире есть любовь, ее дети, внуки, правнуки, искренние привязанности и жертвенность без какого-либо расчета.
Днем несколько раз с небес туманного Альбиона выливались крупные холодные капли дождя. Множество приглашенных медленно проходили на замечательную королевскую выставку цветов в Челси, расцвечиваясь стильными яркими большими зонтами. В три часа пи эм появилась королевская свита, подобно десанту инопланетян. Медиа ударила барабанным боем затворами, переключателями и кнопками, готовая ловить на слух обрывки фраз на языке «пош» и, будучи вне себя от счастья, мгновенно растаскивая их по цитатам. По программе были предложены несколько особенных номинаций: на лучший небольшой фонтан, мини-сад и букет оригинальных роз. Говорили, что наконец-то вывели фиолетовую розу и она, возможно, будет фаворитом выставки. Все ждали, что вот-вот появится Челси Клинтон, которая опаздывала, застряв в пробке.
Несмотря на особые меры безопасности, каким-то непостижимым образом в толпу сопровождающих втесался некий аноним. Неловкий увалень, одетый в видавший виды свитер и без зонтика, медленными зигзагами неповоротливо больно сталкивался с аристократами, говоря «Пардон», вместо «Падн», и, в конце концов, кажется, задел локтем самого герцога Эдинбургского. Королевская чета одновременно повернулась туда, где должен был быть Дики Арбитер, но вместо него там стоял долговязый рыжий детина, выказывающий всеми способами свою радость и счастье. На долю секунды глаза в глаза встретились два абсолютно разных мира. Филипп, герцог Эдинбургский, произнес остроумную фразу: «Вы наверняка приехали сюда недавно, а у вас еще нет животика».
В это же мгновение работники спецслужб аккуратно вывели из свиты незнакомца. Невероятно, но молодой человек практически не говорил по-английски, у него не было ни приглашения, не было никаких документов и вещей, за исключением увесистой пачки двадцати фунтовых купюр в кармане.
- Наверное, он зашел с черного хода, - улыбнулся кто-то из свиты.
Ночная звезда сверкнула через щель двойных тяжелых штор. На белых подушках спали Эмма, Линнет, Монти, Холли и Уиллоу, дворец погрузился в сон и тихо сменялись гвардейцы королевы.
Лишь окно начальника королевской охраны Сапта Бойла тревожно светилось всю ночь. Он пропустил ужин, был голоден и зол. Инцидент на выставке мог стоить ему карьеры. Десятки раз он мысленно озвучивал версии происшедшего. Правда была настолько страшной и беззащитной, что, как говаривал сэр Уистон Черчилль, ее нужно было бы охранять эскадронами лжи. Он еще раз просмотрел протокол допроса нарушителя, вспомнил его узконаправленный, слегка затравленный взгляд, и его странное поведение. По началу он хотел вообще отпустить иностранца, дать взбучку охранникам и замять этот очередной смешной казус. Но уже в самом конце допроса, когда нарушитель попросил сигарету, тут и началось.
- Я не смог, я не смог, я не смог! - орал он в припадке безумие. - Она сильнее, она сильнее, - руки его начали дрожать, зрачки расширились. - Я ведь не синяя борода! Поэтому я и не смог.
Потом он говорил что-то нечленораздельное, периодически выкрикивая фразы: «еллоу самбарин» и «сейв де квин».
Несколько минут Сапт Бойл, прикрыв глаза, посидел в кресле, нервно постукивая костяшками пальцев по столу. Затем открыл дверцу холодильника и налил себе пол-джиллы ирландского виски Кули Дистиллери с этикеткой Святого Патрика. «Насколько же лучше было бы пристрелить его при попытке к бегству», - гвардеец мысленно пожаловался на судьбу и набрал номер телефона «Джона», сэра Роберта Соера, руководителя МИ-6 внешней разведки Великобритании.
- Джон.
- Ты что ли?
- Да. Сразу по делу. Кажется, что это один из тех, которых ты ищешь.
- Неужели ты имеешь в виду инцидент на выставке цветов?
- Точно!
- Почему-то так и подумал. Рассказывай.
- Я его допросил. Приезжай.
Через десять минут Роберт Соер, тихо выскользнув из кровати, уже двигался ко дворцу, где он встретился и проинструктировал ребят из Воксхолл-кросс 85. Они подъехали к рабочему входу дворца, где их уже ждал Сапт Бойл.
- Будь любезен, пропусти моих джентльменов. Могут быть осложнения, произнес Роберт.
Через две минуты мужчины были у крошечного полицейского участка дворца. Дверь была почему-то открыта. Сапта обдало неприятным холодком. В каморке, где обычно сидел констебль, было пусто. На столе стояла еще теплая чашка крепкого чая. Детективы бросились к железной клетке. Массивная тюремная дверь открылась. Еще теплый полицейский неестественно сидел на железной кровати и удивленно смотрел невидящими глазами в бесконечность.
Сапта внезапно озарило, что сегодняшний день стал точкой отсчета для второй жизни королевства, и искра надежды наполнила теплом, благоволением и будущим.
- Дайте ему уйти, - произнес он вдруг отрешенно, ни к кому не обращаясь.
*
Шторм накрыл половину Атлантики. Самолет старательно обходил грандиозные грозовые облака. В иллюминаторе можно было разглядеть в просветах яркие искры синего бесконечного океана. Это были изменяющиеся громадные белые барашки, которые через десяток минут начинали бесследно исчезать.
Подобно этим огромным валам проходила история человечества. Каждые десять лет появлялся свой вал, набиравший самую высокую свою планку, и сильным страшным ураганом вершины превращались в яростную белую пену, для того чтобы пошуметь и превратиться в тихие воды.
Весь род людской можно разместить в одном большом городе. Влияние сынов Адама равно ничтожному тонкому слою почти невидимой поверхности над земным шаром. Так будет всегда и человеку никогда не удастся выйти из этой волны, тончайшей плоскости, сжатой между правдой и ложью, богатством и бедностью, властью и добродетельностью, убийством и рождением, бесов и ангелов. На создание этой хрупкой сферы, противоречащей всему мысленному шалмесером против хаоса, голода и смерти, отдаются неимоверные силы, энергии звезд, любовь и первые крики новорожденного, для того чтобы человек произнес свое главное слово между небом и землею. И когда ты присваиваешь себе то, что тебе не принадлежит, упрощаешь своей простотой более сложные и нравственные существа, меря всех одним заскорузлым аршином, эта тончайшая сфера истончается, упрощается, там появляются нравственные дыры, ведущие к деградации, повальному пьянству и порокам. И лишь возвращение себя к внутреннему нравственному императиву, моральному идеализму, очищению себя от внутренних преступлений может восстановить остановить разрушение тончайшего слоя жизни.