Остроконечные четырехгранные светильники, которые он уже где-то видел, и приглушенная кладбищенская музыка настраивали на торжественный невеселый лад. Слово «выход» нигде не просматривалось. Белая стена разверзлась там, откуда еще никто не возвращался. Полковник с любопытством оглядел просторное помещение. Светлые высокие стены из новых композитов со встроенными многочисленными лампами заливали холл нестерпимым светом.
Сотни новичков понуро ожидали свою участь. На некоторых были видны следы побоев, поэтому они выглядели затравленными. Откуда-то, казалось из стен, появлялись сотрудники организации, выглядящие чрезвычайно солидно, смесь белого халата, мундира и объемной воздушной накидки. Важно, горделиво и сосредоточенно они сновали повсюду и исчезали в белых стенах.
Дукс незаметными мелкими шажками приблизился к толстощекому, грузному сангвинику-весельчаку.
- А это кто?
Вдалеке стояло несколько сотен человек. Они жались друг к другу, вид их был настолько жутким, что у полковника волосы встали дыбом. Иногда они выкрикивали нечто непонятное, подобно звукам глухонемым.
- Эти с того света.
- В каком смысле?
- В прямом. Эти только из холодильных камер.
- Ну и компания.
Сангвиник, казалось, улыбнулся.
- Ты, парень, не поворачивайся и не болтай. А то отведаешь плетку.
Действительно, на некоторых людях были видны явные рубиновые следы побоев. Скоро он окончательно уверился в этом. Во главе этой нестройной толпы некто начал громко высказываться. В считаные секунды появились санитары и несколько непонятных личностей. Они будто бы ждали приказа, стаей набросились и жесточайше отметелили недовольного, используя кулаки, дубинку, электрошок и плетки.
- А эти кто? - дукс тихо спросил, не поворачиваясь.
- Эти хуже людей. Это добровольцы. Больше всего их бойся!
Добровольцы во главе с санитаром утащили избитого в какую-то щель, замуровав его за белыми ровными стенами.
Время остановилось. Полковник видел, как выходили из разных дверей новоприбывшие и исчезали. Люди казались упакованным товаром из супермаркета. Про некоторых, казалось, забывали и они валялись на мраморном полу.
Дукс подсчитал проходимость новобранцев. Оказалось, не более трехсот в час.
«Немного», - подумал дукс. «По сравнению с рождением трех детей ежесекундно современного человечества. Пусть даже у Махера десять таких пересылок, он обречен. Стать очередным сотрясателем мира он, конечно, способен. Он даже может кратковременно повлиять на необратимые процессы человечества. Но это лишь приведет к понижению вита, макро-коэффициента жизни, изначально полной любви и добродетели».
*
Полковник вошел в состояние, близкое к летаргическому сну. Он понимал, что вот-вот придут двое белых санитаров, как ангелы. Ему придется испить полную чашу телесных страданий и превращений. А потом они возьмутся за душу.
Он видел души санитаров, руководителей исполнителей воли Махера и его топ-менеджеров. В них читалась давным-давно обрисованная запрятанная граница невнятных возмущений, полная раздельность индивидуумов. Они играли какой-то безумный спектакль. Представители организации носили еле уловимый дресс код, дабы личности не выделялись из определенных границ и профессиональных параметров, установленных его шефом и подери баттхерт, конечно, любили свою профессию, радость от короткой порции безграничной власти над подобным, с особым наслаждением палача.
Дукс отчетливо представил среднестатистического сотрудника этой организации, как он в обеденный перерыв весело поедает овощной супчик в семейном кругу, спрашивает об оценках детей в школе, думает о починке утюга и покупке новой кровати. Между делом с утра отправляет на тот свет двух несгибаемых, а к оставшемуся применяет четвертую степень устрашения. С удовлетворением наблюдает, как будущий неотесанный сотрудник пишет повинную и добровольно продает душу за тридцать серебренников армии Махера, а потом довольно запивает горячим шоколадом из автомата за один доллар.
Полковник вдруг представил процесс чуда воскрешения крионики после введения экстракта. Он увидел город душ, готовых к воплощению к жизни. Он никак не мог осознать, где обитают души. В глубине земного шара, на небе, на обратной стороне Луны? Может быть среди землян, блуждая среди селений, где им когда-то было хорошо. Или на Солнце, где в немыслимом огне рождались и рождаются атрибуты души.
*
Дукс увидел, как душа, только что оплодотворенная зачатком в предвкушении волнующего восторга божественного таинства, падает в кипящий котел дифференциации и активно ищет свою судьбу в мириаде развилок предопределений. Как, подобно искусственным и природным морям, различает настоящее, подлинное от подмены. В этот миг душа может сильно бояться несовпадения с желаемым. Идеальная мечта может превратиться в исковерканную судьбу, фальшивку или даже фабрикацию нелегкой. Никто не знает в этот момент, какой будет у нее жребий. Знают, может быть, лишь мойры. Однако душа может почувствовать в этот миг путь наверх или падение вниз.
Именно поэтому зачастую в некрасивом, безнадежном закомплексованном создании может жить великая растущая душа. И наоборот, существо, отмеченное талантом и печатью чистоты, разваливается по частям и на твоих глазах падает в преисподнюю.
И огонь любви может осветить и в преисполненных небесах, и в девятом круге ада, из которого вовсе выхода нет. И вот душа вдруг удивляет миры самым высоким полетом вверх во славу Творца миров.
*
Война уравнивает всех одной неизбежностью. Война дает шанс душе осветить самые мрачные её закоулки, разбить черные чертоги ненависти чистыми слезами раскаяния, услышать последние слова и увидеть улыбки умирающих героев.
Но есть и другая, оборотная сторона войны. Она заставляет отправлять высокоорганизованные добродетельные души, которые добровольно падают в собственную преисподнюю, противную всей их сущности, осмысленно, косвенно или непосредственно уменьшать разновидности существ и вечно разговаривать с отправленными на тот свет.
Полковник вдруг увидел дерево, невидимое для них, дающее иной жребий: либо пасть в бездну, либо вознестись божественным сиянием.
*
Сильный свистящий удар бечевки до основания разрушил остатки его грез. Санитары, болтая о чем-то между собой, затолкнули дукса сквозь белые стены и отфильтровали его в одну сторону. Комиссия, человек двадцать, впилась в полковника. Проходя по кругу, санитары пропускали дукса через массу приспособлений, датчиков и сканеров он-лайн. Инквизиторы смотрели на бегающие картинки мониторов. Они пристально эмоционально профессионально рассматривали новичка, заставляли высовывать язык, обнажали ягодицы, требовали произносить скороговорки и ставили в компьютере крестики и нолики. Вся информация отображалась на огромных экранах.
С любопытством полковник рассмотрел зерцало устрашений плоти, видимо от сотворения мира. Многие из них дукс уже опробовал на собственной шкуре. Изображения были исполнены чрезвычайно талантливо в графике. Мелкой латиницей были подписаны названия. Картинки были пронумерованы, как карты пасьянса.
Публичный театр наказаний, пыток и казней, как средство для очищения от нежелательных элементов, был всегда и существует до сегодняшнего дня: башмаки с шипом, вилка еретика, кресло для ведьминого купания, кошачий коготь, четвертование лошадьми, груша-пресс для черепа, колыбель Иуды, гаррота, винт, испанское кресло, пектораль, айрон мейдн - нюрнбергская дева и лизание копыт козы, смоченных рассолом, так живо описанным Ипполитом де Марсильи.
Наказание стеной, утопление в болотах, битьё камнями с наркотиками, заливание горла расплавленным золотом, длительное удерживание кислоты в глазах, корытная пытка, раздавливание тяжелым предметом, ломание спины, вставливание шипов в мочеиспускательный канал, растворение соли в распоротом животе, обнимание с мертвым, фитиль, лодка с отверстиями, подушечка для булавок, получеловек на раскаленной медной решетке, накачивание уксусом, шири, привязывание трупом и наматывание нервов на палочки.