Он ровно и легко постигал дыхание жизни в глубинах немыслимых тяжестях земли, в потоках плазмы на острие тонкой иглы и приобретал утерянные ключи от познания добра и зла, дарованные Создателем. Он преклонился перед торжественным великим многоголосым созвучием полуденных теней жаркого дня, переполняющегося хором любви и торжественного томления рождений, размножающейся живой бесконечности. В небесах столкнулась окончательная последняя битва между добром и злом.
И в это мгновение пришла она, качнулась над высокими мостками синевы в ярком белом сиянии невесты и шагнула к нему. Он узнал ее. Сотни зрителей: друзья с чистыми помыслами и злодеи, братья по духу и насмешники, все преклонились перед ним, побеждая тлен, боль, горечь и навязанную чужую боль. Он был равен ей и во всех Вселенных прошел рокот великих душ. С немыслимой сдержанной силой он сделал первый шаг вокруг ее первородного хунцула, который знают лишь боги, и она ответила тем же недоступным кодом будущей любви. Его земная сущность в изумлении пала в прах, не смея поднять взора на танец богов. И огненная сверкающая колесница ангельским хором двинулась в небеса, с многочисленными разнообразными живыми шахматными фигурами, с невидимым грохотом, сильнее рождения звезды.
*
Шону недавно исполнилось сорок один. В школе недалеко от Спрингфилда он не сразу получил диплом в колледже. Некоторое время служил в вооруженных силах США. Долго работал охранником в университете Иллинойса, в свободное время посещал лекции информатики. Потом вдруг пошел в гору. Его маленькие поросячьи глазки заблестели от плохо скрываемого тайного удовольствия. У него была темная шевелюра с чубом с темными прядями, квадратные очки и небрежная небритая щетина, которая обычно исчезала лишь перед вышестоящим начальством. Он стал часто брать недельные отгулы, перестал нуждаться в деньгах и женился на малазийской студентке. Шон никогда не рассказывал никому о том, где он работает и куда уезжает. Жена и дети привыкли не спрашивать папу ни о чем. Семья, не считая отца, тратила 150 тысяч долларов в год, имела солидный дом и бунгало на Гавайях. Налёт секретности придавал семье дополнительную пикантность.
Шеф, которого никто никогда не видел, давно заприметил особо одаренного сотрудника и постепенно продвинул его по служебной лестнице топ-менеджмента. Однако тому быстро становилось скучно работать в конторах Махера. По-настоящему Шон раскрывался на полевых работах, особенно на «королевской охоте». Это была его стихия. Он преуспел в охоте на людей.
В зловещей конторе считалось, что, чтобы получить качественный материал жертвы, её нужно сильно накачать адреналином. Как правило, перед этим, составлялся экспресс портрет несчастного. Выстраивался рейтинг привязанностей горемычного и того, чего он больше всего боялся. Тревога клиента достигала своего апогея.
Фантазии Шона не было предела. Он гордился своими красивыми решениями, касающимися разнообразных фантастических интеллектуальных загонов, и достаточным количеством вабищиков. Когда, после сумерек, появлялся его зеленовато-серый капюшон, почти не касаясь земли, то у несчастного перед смертью оставался только ужас.
*
Шон считал себя прекрасным снайпером. Он поднял двумя руками тяжелый Магнум, повернулся спиной, мгновенно развернулся и трижды выстрелил в приговоренного. Он не понял, попал ли, затем снял наушники и приблизился к расстреливаемому.
Тот, казалось, был живой и спокойно безмятежно дремал. Его лицо было полно одухотворенности. Темные выпуклые рельефные тени плыли по непонятным для него траекториям.
«Это какой-то глюк!», - тихо сказал сам себе Шон.
Он приблизился вплотную, зажмурился и выстрелил в несчастного. Открыв глаза, он был уверен, что увидит лишь кровавое месиво. Но в этом месте умиротворенно глядел наивный старец, игривый мудрец, исполненный добром агнец. Шон побледнел.
Его учили, что иногда в миру являлось нечто вон выходящее, которое могло бы возмутить усредненное русло бытия. Шон решил выпустить в несчастного полную обойму. Вышла осечка. Этот сумасшедший в душе улыбался и веселился. Он заразительно смеялся над мрачным лобным местом, разбивая вдребезги память о тысячах жертвах, кричащих перед смертью.
Шон убрал со своего лица холодную фальшивую маску. Он отшвырнул Магнум. Они вместе стали хохотать над этим нелепым и прекрасным миром.
- Ведь я тебя убил, - захлебываясь от радости произнес Шон. - Но этого не может быть?!
- Ты знаешь, есть любовь. И даже смерть бессильна перед нею.
*
Преображенный и совсем иной полковник встал. Шон склонился пред ним, как перед иконой. Дукс поднимался из ада через запутанные коридоры, тоннели и шахты. Шон, выпив полную фляжку неразбавленного шотландского виски, шел за ним, подобно новоявленному Санчо Панса. Ему немыслимо захотелось снова закурить.
Пробивая внутренним зрением толщу сотен железобетонных перекрытий, эти двое ждали друг друга, полковник и Махер. Оба знали, что они встретятся.
Оба знали, что бункер окружен.
Уже сутки сотни аэропортов в радиусе тысячи миль были полностью заблокированы. Военно-воздушные силы десятков стран были подняты в воздух. Сотни ракет различных видов были нацелены на небольшой пригород Белграда. Город был охвачен плотным кольцом: армией, полицией, спецслужбами.
В свете последних событий были создано особые подразделения военных психологов. Они проверяли различными тестами и гражданских лиц, и военных. Мрачные черные отряды чистильщиков с шевроном клюва чумы истребляли инифицированных больных, отправляя их в специальные зоны, окруженные военной техникой. Однако целые подразделения чистильщиков сами вдруг заболевали серебряной чумой, и свежие части отчаянно боролись с новыми больными. На десятки километров распространялся тяжелый запах нового вселенского холокоста.
Активно шла эвакуация гражданского населения. Город быстро пустел. Комендантский час был увеличен. Всякий, кто появлялся на улице в неурочное время, подвергался расстрелу.
Резиденция Махера была обложена полчищами танков, бронетранспортеров, пушек, управляемых гранатометов, ракет и дронов. Институт человеческой военной мысли поражал воображение своим разнообразием. С Дуная пришло несколько разномастных эскадр, наполненных различными подводными аппаратами. Повсюду были снайперы. Саперы везде делали подкопы
Впервые в новейшей истории все потециальные противники собрались перед лицом страшной опасности. В Инджии, в двадцати пяти милях от Белграда, был расквартирован международный генеральный штаб. Вечные недруги столкнулись с друг другом, пытаясь выработать общую линию. Представители стран «изгоев» с каменными лицами ходили плотными группами. Представители Латинской Америки размахивали длинными устрашающими карабинами, иногда сдержанно задевали друг друга, иногда эмоционально высказывали все, о чем они думают. Разношерстные африканцы блуждали по городу, держа в руках свои калаши. Правильными рядами патрулировали сингапурцы, малазийцы, индонезийцы, тайцы, бирманцы, камбоджийцы. Все были одеты с иголочки. Особым отрядом сдержанно продвигались современные самураи. Многочисленным войском промаршировали индийцы. Превалировали над всеми, как всегда, китайцы, один из которых периодически поднимал табличку с иероглифами.
В окружение руководителя в мусульманской белой одежде двигались офицеры в мундирах песочного цвета. Уставшие от многолетних войн, они своей тысячелетней мудростью поглядывали на европейцев, американцев, а также на израильских военных, которые, казалось, немо незримо улыбались.
*
Вечная война народов, сладкая и порочная, всегда иная, чем она ожидается, дает высшее ликование победы и горечь поражения в обнимку с унижением, страданием и смертью. Переделать человечество за пять тысяч лет никогда и никому не удавалось. Казалось бы, что все человечество на миг попало на тонущий ковчег. Должны бы отступить на задний план все семейные заскорузлые дрязги народов перед общей угрозой. Должны утихнуть подобно растревоженным пчелиным ульям интриги, трения. Коалиции должны прикрыться фиговыми листами приличия.