Не в силах больше на это смотреть, Финвэ просто сполз на пол около клетки, закрыв лицо руками. Он хотел бы зарыдать, но слезы все не приходили. Вместо этого в груди зарождался яростный, отчаянный вопль, который рвался наружу с такой силой, что Финвэ пришлось вцепиться зубами в пропитанную гадкой жижей ткань своей рубахи, чтобы не выпустить его. Хотелось реветь и метаться, хотелось разломать руками клетку, схватить то, во что превратилась мать, и бежать отсюда. Бежать как можно дальше в надежде, что ей еще можно помочь. Хотелось разнести здесь все, разломать, взять молоток покрепче и раздробить каждый камень, чтобы и следа не осталось от этого места. А может, просто вырвать себе глаза, чтобы ничего не видеть, упасть, лечь и умереть — ведь разве в силах один квендо вынести такой кошмар?
Финвэ просто сидел на коленях на полу, раскачиваясь взад-вперед и пытаясь совладать с собой, хоть как-то успокоиться. Нескоро, но ему это удалось. Вопль так и не вырвался из его глотки, оставшись в груди налетом едкой, жгучей злости. Но злость придала сил и решимости, и Финвэ поднялся на ноги. Он заставил себя снова подойти к клетке, хотя каждый шаг давался ему ценой невероятного усилия воли, а смотреть на мать было почти физически больно. И все же он подобрался к прутьям и постучал по ним.
— Мама, — позвал он. — Мама, я здесь!
Но Татье не откликнулась. Она сидела на полу, скорчившись, и в руках у нее был шмат протухшего склизкого мяса. Кривыми зубами она отгрызала куски и жевала, и тягучая слюна, смешиваясь с кровью и мясным соком, стекала по ее подбородку и капала на грудь и живот. Она довольно порыкивала, наслаждаясь трапезой, и совершенно не интересовалась происходящим вокруг. Зато другие твари заметили Финвэ, и трое из них прильнули к прутьям, пытаясь то ли ударить, то ли схватить его.
— Мама! — повторил он. — Татье! Это я, Финвэ! Я здесь, я спасу тебя!
На этот раз она услышала. Заглотила очередной кусок, повернула на шум крупную голову на морщинистой шее, недовольно рыкнула и снова отвернулась. Не узнала.
— Не-ет! — теперь Финвэ уже кричал. — Ты моя мать, ты не можешь меня забыть! Это же я! Финвэ! Я пришел за тобой! Мама, идем домой! Идем к племени! Они тебя очень любят и ждут!
Финвэ достал дубинку и молотил ею по прутьям, заодно отбиваясь и от тянущихся к нему рук. Слезы все-таки потекли по щекам, оставляя светлые дорожки на измазанном нечистотами лице. Так он кричал и стучал, забыв об осторожности, но добился лишь того, что в конце концов Татье поднялась и тоже начала бросаться на прутья. Глаза ее почернели и стали мутными. И не светились в них, как раньше, живой ум, любовь и отвага — только злоба. И тогда Финвэ выронил дубинку и отшатнулся. Ноги снова едва держали его. Как он ни старался, ни тени прежней Татье не нашел он в этом существе. Может быть, он опоздал? Мать звала и ждала его, но, не дождавшись, сдалась и превратилась в это. Сколько он готовился к походу? Сколько раз звезды совершили круг над его головой за время пути? Может, если бы он делал запасы для племени чуть меньше или шел быстрее, то еще застал бы мать?
И вот теперь было поздно. И от этой мысли снова хотелось умереть. Да хоть прижаться к клетке и позволить тварям разорвать и сожрать себя. И он даже сделал шаг к прутьям, но одернул себя и заставил остановиться. Он пришел за матерью — и вызволит ее, так или иначе. Утащит из этих проклятых подземелий, чтобы она снова увидела звезды. А дальше либо дозовется ее и перевернет весь мир, небо и землю, но найдет способ ее исцелить, либо даст ей хотя бы умереть. Ведь это лучше, чем стать чудовищем. Вместе с такой мыслью пришел и план действий. Финвэ решил дождаться, когда хозяин клеток придет сюда, и тогда убить его, самому отворить дверь и увести мать, даже если та станет сопротивляться. Справиться с существом, похожим на Черного Всадника, только поменьше, будет непросто, но ничего другого Финвэ на ум не приходило и он твердо решил не отступать.
Хозяина пришлось ждать довольно долго, но в конце концов Финвэ дождался. Создание в черных одеждах шло вдоль клетки к решетчатой двери, и твари при виде него вжимались в противоположную стену, визжа и вопя от страха. Финвэ же скорчился в темноте у угла, весь подобрался, словно лесной кот перед прыжком. Он положил копье на пол рядом с собой, достал пращу, вложил в ременную петлю камень и ждал удобного момента. Но тот, кто пришел к клетке, не торопился открывать. Он замер ненадолго, словно принюхиваясь, и развернулся прямо к непрошеному гостю. Его черные, без белков и радужки, глаза смотрели прямо на Финвэ, и тот вдруг почувствовал, как все тело наполняет жуткая слабость. Неловкие пальцы едва держали пращу, колени дрожали, а в голове были сонная одурь и какая-то тоскливая усталость. Финвэ хотелось просто остаться на месте и позволить врагу делать с ним что угодно, все равно сопротивление казалось бесполезным. И на миг он поддался этому чувству. Существо сделало шаг к нему, и Финвэ уже было все равно, но вдруг он скосил взгляд и увидел то, что осталось от матери. Та, как и прочие, жалась к прутьям клетки, глядя на хозяина как мышь на змею, и иногда испуганно повизгивала. Нет. Нельзя ее здесь оставлять.
Сбросив с себя морок, Финвэ вскочил на ноги. Его мотнуло в сторону, но он все равно поднял пращу и раскрутил ее над головой. Камень попал точно в лицо противнику, сломав, буквально вмяв внутрь его нос. Черная кровь потекла по лицу, но существо, казалось, вовсе не почувствовало боли и бросилось вперед, выхватывая какой-то странный огромный нож из того же материала, что и прутья клеток. Но Финвэ уже поднял с земли копье и ударил. Враг был силен и быстр, и у Финвэ был всего один шанс — за счет длины оружия.
— За Татье! — воскликнул квендо, и собственный крик придал ему сил.
Костяное острие вошло точно в грудь врагу, погрузилось глубоко, на треть длины древка, и вышло из спины. Существо попыталось отшатнуться, рванулось назад с недюжинной силой, но Финвэ сделал с ним так, как поступают со зверем на охоте. Перехватив копье одной рукой, он выхватил дубинку и с размаху опустил ее врагу на череп. А потом еще и еще, пока не лопнула кожа, не проломились необычайно крепкие кости, и мягкой массой не вытек мозг, запачкав оружие и одежду. Лишь тогда чудовище в обличье квендо затихло и испустило дух.
Еще не до конца веря, что у него получилось, Финвэ бросился обыскивать тело. Он хотел подобрать упавший на пол здоровенный нож, но от одного прикосновения к нему заболела рука и онемели пальцы, так что пришлось оставить эту затею. Досадно, потому что копье от черной крови затупилось, и как будто оплавилось, и теперь никуда не годилось. На поясе обнаружились странные гладкие приспособления замысловатой формы — они и требовались, чтобы открыть дверь. Одно из них нужно было вставить в паз в двери и повернуть — по крайней мере, это Финвэ наблюдал раньше. Штуковины оказались небольшими, длиной в ладонь и очень искусно сделанными из все того же твердого гладкого материала.
Повозившись немного и не с первой попытки подобрав нужную, Финвэ все-таки открыл дверь. Твари еще были напуганы случившимся и не нападали, и это играло ему на руку. Квендо забежал в клетку, схватил за руку ничего не понимающую мать и потащил ее прочь.