Он не сразу почувствовал, что под пальцами у него мокро.
Он застыл, и в тот же миг Дженсен мягко отстранился, придерживая его за талию. Потом провёл тыльной стороной ладони по его щеке.
— Иди в спальню, — шепнул он, потеревшись носом об его ухо. — Я быстренько в душ, а потом к тебе.
Джаред повернулся и пошёл в спальню.
И только там, закрыв дверь и привалившись к ней спиной, посмотрел на кончики своих пальцев, только что побывавшие у Дженсена в волосах.
Они были красными.
«Авария. Он сказал — была авария. Пять жертв… или шесть? Какая разница. Много крови… Он коп… Он же коп. Он был на месте аварии. Вот и всё».
Джаред не замечал, что стоит и дышит себе в ладонь, зажимая рукой рот изо всех сил. Осознав это, он убрал руку ото рта и резко выдохнул. Потом подошёл к кровати, сел и вытащил из ящика карточку детектива Дугласа. Красная влага на кончиках его пальцев оставила кровавый отпечаток на белом кусочке картона. Джаред отдёрнул руку, а потом снова сжал карточку, и сидел, глядя на неё изо всех сил, пока не услышал в гостиной шаги.
Когда дверь в спальню открылась, он быстро сунул карточку под подушку и, натянув на лицо улыбку, от которой трескался рот, повернулся к двери.
Свет в окне не горел. Джаред стоял через дорогу от дома, который за последние два месяца привык считать своим, и смотрел на фасад, сунув руки в карман и перебирая пальцами новенький мобильник, молчаливо и мёртво лежащий там. Было уже поздно — заполночь, и очень холодно. Ветер пронизывал до костей, и Джаред натянул капюшон курточки, зябко сжимая в кулак руку в левом кармане. Смена у него закончилась в пять, и он до ночи просто ездил на велосипеде по городу без единой мысли в голове — как в детстве, когда его отец только начал встречаться с Лорой и выставлял восьмилетнего Джареда «погулять», пока он будет трахать свою подружку на столе в кабинете. Джаред тогда тоже вот так брал велосипед и нёсся куда глаза глядят, подпрыгивая на кочках и перелетая канавы, и ветер свистел в ушах, а спицы велосипеда звякали и трещали под его бешено работающими ногами. Было проще сделать так, чтобы не работала голова, когда было занято тело.
Он не знал, что ему делать. Не знал, должен ли возвращаться туда, в этот дом, в эту маленькую квартиру с кухней-гостиной и огромным столом-экспозицией в тёмной спальне. У него не было неопровержимых доказательств своих подозрений, и только это его всё ещё останавливало… во всяком случае, он думал, что только это. Спросить Дженсена напрямик он не мог — не после того, как тот напропалую врал ему накануне днём, вернувшись в одежде с неснятыми ценниками и с кровью в слегка растрёпанных волосах. То, что он именно врал, сомнению больше не подлежало. И Джаред должен был понять намёк — должен был уйти, пока у него была ещё возможность не влезать по уши в новое дерьмо. Ему бы от старого отмыться — хорошо бы было…
Но в конце концов ноги, бездумно крутящие педали, опять привели его к этому дому. Джаред остановился, след с велосипеда и, прислонив его к фонарю, просто стоял и смотрел на окно гостиной, выходившей на эту сторону здания. В окне было темно. Дженсен мог быть в спальне, сидеть над своими макетами, или просто спать. А мог быть… не дома. Он мог быть Бог знает где. Бог знает с кем. И делать Бог знает что.
Джаред опять погладил в кармане мобильник, разрываясь между неуверенностью и судорожным желанием знать. Ветер задувал ему в капюшон, трепал волосы надо лбом и холодил щёки, но он совсем этого не чувствовал, не отводя напряжённого взгляда от окна наверху.
«Позвоню ему, — решил он в конце концов. — Позвоню и спрошу, где он… если дома, то… то тогда поднимусь. А если нет — ну это всё к едреной матери…»
Приняв решение, он торопливо достал телефон из кармана, боясь струсить и передумать. Номер мобильника Дженсена он знал наизусть — приходилось звонить ему пару раз из автомата, уточняя, где лежит лавровый лист и что точно Дженсен хочет на ужин. Заботливая жёнушка, мать его так… Джаред сцепил зубы и, с силой надавливая на клавиши, набрал номер. Гудки. Гудки… Дженсен не брал трубку. Сердце колотилось у Джареда в горле так громко, что он не сразу услышал какой-то звук, раздавшийся неподалёку. Звук был знакомый, и поэтому привлёк внимание Джареда.
Мотив «We will rock you» в шестнадцатиголосной полифонии — примитивно и очень громко. У Дженсена был древний телефон, который сорокоголоску не поддерживал, не говоря уж про mp3. Дженсен редко говорил по телефону, современный аппарат ему просто не был нужен.
И именно мелодия его телефона неслась теперь из увитого тьмой переулка почти напротив того места, где стоял Джаред.
Ветер рванулся, подхватил с земли обломок консервной банки, швырнул её о колесо велосипеда. Вокруг было безлюдно, на весь квартал горел только один фонарь, тот, под которым стоял Джаред, и ничего не было слышно, кроме воя ветра и мелодии телефона, назойливо звенящей в кромешной тьме.
Держа мобильник в руке, Джаред медленно двинулся вперёд. Десять шагов — и сумрак, а потом и мрак сгустился вокруг него, приникая к коже, залепляя глаза. Джаред сделал ещё два шага. И ещё два.
— Пожалуйста… пожалуйста, господин офицер…
Кто-то стоял возле мусорных баков, в самой глубине переулка. Двое: один прижимал другого к стене между контейнерами, вонь от которых напрочь вышибала дух. И этот другой — другая, с одуряющим головокружением понял Джаред, это была женщина — всхлипывал и причитал, уговаривая господина полицейского не трогать, оставить в покое, не делать больно… И, перекрывая этот севший от ужаса голос, гремело «We will rock you».
Джаред нажал на клавишу сброса. Мелодия оборвалась.
— Дженсен? — хрипло сказал Джаред во тьму.
И тьма, подняв голову, посмотрела на него.
Двое, слившиеся в одно между контейнерами, разлелились. Мгновение звучала оглушительная тишина, а потом её прорезал пронзительный женский визг:
— ПОМОГИТЕ! Кто-нибудь, помогите, меня убивают!
Джаред стоял, оцепенев, и просто смотрел, нелепо выставив в сторону мобильник — он не знал, что ещё сделать. Тени между контейнерами зашевелились, задёргались, та, что стояла до сих пор неподвижно, вдруг неловко качнулась в сторону и отступила, когда женщина, поняв, что это её единственный шанс, с силой оттолкнула напавшего от себя и выскочила на свет, не переставая вопить. Они с Джаредом оказались лицом к лицу: она была бледной, с громадными глазами и растёкшейся тушью, и на лице её был такой ужас, что Джаред даже не понял, старая она или молодая, красивая или нет. Не прекращая орать, женщина с силой толкнула его, видимо, совсем ничего не соображая от страха, и Джаред отступил на шаг или два, глядя, как она проносится мимо, и её белая юбка-клёш развевается за ней во тьме, словно крылья огромной птицы.
Джаред смотрел ей вслед, пока она не исчезла и пока истошные крики её не отдалились и стихли. А потом посмотрел назад в переулок, туда, где всё так же неподвижно стояла мужская фигура.
«Уходи-уходи-убирайся-отсюда-немедленно!» — истерично взвыл в голове у Джареда голос, подозрительно напоминающий голос женщины, только что чудом вырвавшейся из рук убийцы. Это был голос разума, тот самый, которого Джаред в своей жизни почти никогда не слушал. Потому что кроме разума, был ещё инстинкт. Чёрт его знает, какой — явно не инстинкт самосохранения, потому что, не слушая разум и поддавшись этому инстинкту, Джаред шагнул вперёд и подошёл к человеку, неподвижно стоящему между мусорными контейнерами.
Человек не сделал шага ни к нему, ни прочь от него. Он просто стоял там, и Джаред во тьме не мог рассмотреть его лица. Но он знал, кто это. Просто знал.
— Дженсен, — он услышал чей-то тихий, твёрдый и совершенно спокойный голос, и с изумлением понял, что это говорит он сам. — Дженсен, посмотри на меня. Посмотри на меня.