— Да, клёвая сцена, — он сжал пальцы Дженсена ещё крепче, и они неуверенно сжались в ответ. — А как они потом домой шли, а? С этим призом, который там выиграли. И танцевали танго. Помнишь? Классная сцена, вся линия с женой Марселоса Уоллеса классная, да? И вообще, кино что надо. Посмотрим завтра?
Он говорил, а Дженсен внимательно слушал его, чуть склонив голову набок. Его взгляд больше не был пустым. Он смотрел теперь встревоженно, почти испуганно, и, когда Джаред, захлебнувшись, умолк, осторожно высвободил руку из его пальцев и провёл по его лицу, как слепой.
— Что случилось? — спросил он громким, испуганным шепотом, который был бы даже комичным, если бы всё остальное не было так ужасно. — Джаред? Что случилось? Где мы?
— Дома. Всё хорошо, — Джаред неуклюже вытер мокрое лицо рукавом. Он так и не снял капюшон с головы, и от этого движения тот свалился сам. — Давай ложиться спать, а? Уже поздно.
— Хорошо, — в тревоге сказал Дженсен, явно не убеждённый его словами. Но он лёг, и позволил Джареду укрыть себя одеялом, а потом уснул — вырубился в момент, словно кто-то опять отключил рубильник. Правда, не было большей той чудовищной пустоты: лицо Дженсена во сне было усталым и мирным.
Джаред вышел из спальни, прикрыв дверь, и подошёл к окну в гостиной. Внизу всё было тихо, никакой суеты, и сирен больше слышно не было, никто тут не устроил на них облаву. Только собрался дождь, и шелестел, нарастая, набирая силу, падая всё загустевающей пеленой с беззвёздного неба.
Джаред спустился вниз. Как посмотрел на него консьерж, он не знал — он не заметил консьержа. Он вышел из дома и пошёл вперёд, туда, где бросил велосипед. Усиливающийся дождь колотил его по голове и плечам, так сильно, будто хотел причинить боль. Не доходя до фонаря, Джаред перешёл на бег, и помчался вперёд, разбрызгивая воду в быстро скапливающихся лужах. Он пробежал, не разбирая пути, сотню или две ярдов, потом споткнулся и упал на колени в грязь.
— Боже, — простонал он, хватаясь кулаками за виски и сгибаясь под хлещущей с неба водой. — Боже. Блядь. Б О Ж Е! — закричал он изо всех сил, запрокинув голову к небу.
Дождевая вода струилась ему на лицо, заливаясь в рот. Он бил грязную землю кулаками и кричал, уже без слов, просто кричал и кричал, пока не охрип.
Когда он вернулся, Дженсен по-прежнему спал, сунув ладонь под щеку.
========== Глава пятая ==========
— Падалеки! Ты-то мне и нужен. Побудь тут ещё минут пять, я тебе сейчас дам пакет для офиса на Овер-драйв.
Джаред кивнул, давая понять, что слышит, хотя на самом деле это было не совсем так. Офисная суета казалась какой-то далёкой: люди сновали вокруг него, спешили куда-то, шумели, ругались, щёлкали степлерами и проливали кофе, а он двигался как во сне, будто робот, автоматически выполняя поручения и возвращаясь за новыми. «Эй, Падалеки, что-то ты какой-то тихий сегодня. Жаркая ночка?» — спросила его Стеффи, секретарша менеджера по персоналу, и Джаред вздрогнул. Жаркая — было совершенно неверным словом. Но эта ночь в самом деле вымотала его до предела: он чувствовал себя так, как в те дни, когда, бывало, накачивался непроверенной наркотой и встречал рассвет с раскалывающейся башкой и рядом с каким-то голым телом, холодным и скользким, как кусок мяса. Он думал тогда, что хуже быть просто не может, но всегда есть куда хуже, верно, Джаред? Всегда есть куда хуже.
Сейчас у него был небольшой передых, и он присел в коридоре главного офиса фирмы, ожидая, пока ему вынесут новый пакет. Он ни о чём не думал. Мыслей просто не было, по крайней мере, до этой минуты — он просто делал свою работу и крутил педали, стараясь притвориться, будто в его жизни ничего больше не существует. Но сейчас, сидя в бездействии на жёстком кресле и глядя на дверь в конце коридора, он всё-таки начал думать. Мысли были неповоротливыми и тупыми, в них почти не было никаких чувств. Только простая констатация факта.
Он живёт с серийным убийцей. С маньяком, который убивает ночами женщин.
Он сообщник этого маньяка. Он по меньшей мере дважды покрывал его и не давал полиции до него добраться.
Джаред смотрел на дверь и видел мысленным взглядом Дженсена, входящего в гостиную с плотно запахнутым плащом и окровавленными руками. Видел Дженсена, застенчиво протягивающего ему коробку с подарком, и необорванный ценник, торчащий из его воротника. Джаред видел Дженсена с пустым, совершенно пустым лицом, сжимающего нож в руке и смотрящего на него и сквозь него. Он видел густую красную кровь на кончиках собственных пальцев, только что погладивших Дженсена по волосам.
Господи. Господи, он убивал их, а потом возвращался домой и ложился со мной в постель. И я его трахал. А потом он трахал меня.
Джареда вдруг затошнило, с такой неимоверной силой, что он понял: сдержаться не получится, сейчас его вывернет прямо при всех. Он зажал рот рукой и сорвался с места, понёсся по коридору, распихивая встречных локтями, влетел в туалет и едва успел рухнуть перед унитазом на колени, когда его вывернуло наизнанку, избавив его желудок от вчерашнего завтрака — последнего, что он съел за эти два дня. Тяжело дыша и опираясь руками на край унитаза, Джаред поднял голову. Вроде стало немного легче… немного. Мысли прояснились, с сознания как будто спала пелена. Только лучше бы она не спадала, потому что полное осознание того, во что он влип, накрыло Джареда одуряюще гигантской волной.
Он вспоминал теперь, каким странным казался ему Дженсен — с самого начала, с того первого утра, когда рассматривал его поверх кухонного стола с лёгким, отстранённым интересом, который Джареда почему-то совсем не коробил. И Бог ведь знает, что было тогда у Дженсена в голове. Вспомнилось всё: минуты неподвижности и неотзывчивости, когда Джаред обращался к Дженсену и не получал ответа — он относил это на счёт замкнутости Дженсена, он ведь сразу понял, что этот парень себе на уме, и решил, что не стоит настырно лезть ему в душу — захочет, раскроется сам… Он вспомнил, как они могли часами лежать на диване и смотреть кино вместе, и просто молчать, и, Боже, до чего же уютно было в этом молчании Джареду — тому самому Джареду, который в любой компании вечно всех ставил на уши и не затыкался, пока не принимал дозу, вязавшую ему язык морскими узлами. Джаред вспомнил их странный секс, стеснительность и неопытность Дженсена, сменившуюся затем животной, неистовой страстью, его порывистость, его любовь к боли и то, как он закрывал глаза и раздвигал колени пошире, словно прося Джареда трахать его ещё жёстче, ещё сильнее… Джаред вспомнил, как впервые увидел его в униформе копа, и, Господи, даже сейчас у него потеплело между ногами от этой мысли — ну какого же чёрта!.. Он вспоминал, как намотал галстук Дженсена на кулак, и как тёрся об него пахом, и как — огосподибоже… — защёлкнул наручники у себя на запястьях и протянул ему руки нарочито беспомощным жестом, играя в жертву, и хныкнул: «Пожалуйста, господин офицер…»
«Ты был близок в тот момент к смерти больше, чем когда-либо в твоей сраной жизни», — сказал в его голове голос разума, на удивление спокойный и равнодушный. Вопить и метаться он уже перестал — толку-то? Поздно паниковать. Теперь можно говорить только что-нибудь вроде «а я ведь предупреждал, но разве ты меня когда-нибудь слушал?»
Джаред выпрямился и поднялся на ноги, тряско утерев рот тыльной стороной ладони. Он подошёл к умывальнику и, избегая смотреться в зеркало, вымыл руки и прополоскал рот. И потянулся к бумажному полотенцу, когда в кармане джинсов у него коротко завибрировал мобильник — два раза. Пришло SMS. И отправить его мог только один человек, потому что никто больше не знал новый номер Джареда.
Очень медленно, словно боясь обжечься, он вынул мобильник и нажал клавишу просмотра. Сообщение было коротким: «Вечером уйду. Можешь зайти и забрать свои вещи. Ключ у консьержа».
Ни просьб, ни угроз, ни банального «береги себя» — которое, впрочем, в сложившейся ситуации можно было бы расценить и как просьбу, и как угрозу. Джаред читал сообщение снова и снова, надеясь увидеть за этими сухими, строго информативными фразами хоть какой-то намёк на чувства и намерения Дженсена, о которых Джаред не имел теперь ни малейшего представления. Разум, отчаявшийся до него достучаться, но отказывавшийся умолкнуть совсем, напомнил, что в кино обычно маньяки, подружки которых узнают о них правду, направляют свои садистские устремления прямиком на бывших возлюбленных. Это значило, что Джареду надо было идти куда угодно, только не снова туда, где он провёл последние два месяца…