Потому что он просто не мог прогнать Джареда — так же, как и Джаред не мог уйти.
Дженсен помог ему, когда он остался в целом мире один, без дома, без денег, без друзей и без желания жить. Дженсен не бросил его в беде. Так разве может теперь Джаред, разве имеет право бросить в беде Дженсена? Пусть даже беда Дженсена — это сам Дженсен.
С этой мыслью решение оформилось окончательно. Джаред поднялся с дивана и тихо, как в самую первую ночь, прошёл через комнату в спальню. Дженсен лежал на своей половине кровати и не спал, напряжённо глядя на дверь. Когда Джаред открыл её и шагнул внутрь, Дженсен беззвучно выдохнул, но не двинулся с места. Джаред подошёл к кровати и забрался к Дженсену под одеяло, осторожно обвив рукой его пояс и вжимаясь всем телом ему в бок. Ноги у него были как ледышки, и он зябко потёрся ими об ноги Дженсена, такие же холодные, как его собственные. Дженсен с минуту лежал неподвижно, потом чуть-чуть пошевелился, обмякая, и неуверенно накрыл ладонью его плечо. Мне не страшно, думал Джаред, закрыв глаза и прижимаясь губами к коже Дженсена прямо над его быстро и тяжело колотящимся сердцем. Мне не страшно. Не страшно. Нет.
Утром он проснулся первым и приготовил яичницу с беконом — болтушку, обжаренную с двух сторон, так, как Дженсен любил. Услышав скрип двери и шаги за спиной, он обернулся и слегка улыбнулся через плечо — не слишком сияюще, чтобы от этого не отдавало фальшью, но так, чтобы Дженсен заметил. За завтраком он несколько раз подливал Дженсену кофе, спрашивая, не добавить ли ещё сахару или сливок. Дженсен смотрел на него запавшими глазами в тёмных ободках синяков. Кажется, он не мог поверить, что Джаред остался.
— Интересно, уволили ли меня с работы, — задумчиво проговорил Джаред, когда в его голове вдруг всплыла мысль о брошенном снаружи велосипеде. — Я вчера сбежал оттуда, и сегодня уже опоздал… Позвонить, что ли, чтобы напрасно не ехать.
— Джаред…
Голос Дженсена звучал так слабо, словно он был тяжело болен. Джаред поднял глаза.
— Ты… ты, наверно, не понял… я не могу. Тебе на самом деле лучше уйти.
— А тебе лучше заткнуться и пить свой грёбаный кофе, — прорычал Джаред, и Дженсен заткнулся, и допил. Потом он пошёл в душ и пробыл там минут тридцать, а когда вышел и стал одевать свою полицейскую форму, Джаред подошёл и вынул галстук из его неуклюже заплетающихся пальцев.
— Дай сюда, — сказал он, загибая петлю. — Я как-то раз спал с мужиком, баллотировавшимся в сенат. Он научил меня завязывать галстук, его это заводило.
Он говорил о сексе, как о чём-то совершенно будничном — так, как перед тем говорил о работе. Они ещё не касались друг друга так и не целовались с тех пор, как… словом, давно; и ни один из них не сделал сейчас такой попытки, потому что оба чувствовали её неуместность. Они молча стояли посреди гостиной рядом, почти соприкасаясь бёдрами, пока Джаред неторопливо и аккуратно повязывал Дженсену галстук. Дженсен стоял с опущенной головой, ожидая, пока он закончит. Джаред осмотрел свою работу, поправил узел и вдруг почувствовал почти неудержимое желание поцеловать Дженсена в уголок рта, потрогать языком его мягкие, чуть подрагивающие губы.
Но это желание казалось неправильным, почти преступным после всего случившегося, и Джаред, подавив его, отступил назад.
— Джаред, — начал Дженсен, — ты…
— Уверен, — оборвал его тот. — Иди. И чтоб после работы сразу домой, — добавил он тоном ревнивой жены. Дженсен кивнул.
Ни один из них не улыбнулся.
Когда Дженсен ушёл, Джаред взял свой телефон. Но вместо того, чтобы звонить на работу, он позвонил Бобу Шейви — давнему другу его отца, криминальному юристу, одному из самых известных в городе. Джаред представился, выслушал соболезнования по поводу недавней смерти родителя, поблагодарил и спросил, не мог бы Шейви устроить ему встречу с кем-нибудь из психологов-профайлеров ФБР. Шейви сказал, что ему повезло — как раз сейчас в городе есть такой специалист, приехавший на общенациональный семинар. Джаред связался с ним — федерала звали Кевин Вудхауз, — сказал, что звонит от Шейви, и Вудхауз ответил, что до трёх часов будет занят на семинаре; сможет ли Джаред подъехать в центр города к половине четвёртого?
Джаред сказал, что сможет.
Он был на перекрёстке Первой и проспекта Кеннеди в три. Открытое кафе на углу Центрального парка, где Вудхауз назначил встречу, было набито битком, и Джаред порадовался, что пришёл раньше и занял столик. Когда ровно в три тридцать возле кафе показался высокий темноволосый мужчина в идеально отутюженном дорогом костюме, Джаред привстал и махнул рукой. В парне за милю было видно фэбээровца.
Они поздоровались и пожали друг другу руки. Вудхауз блеснул на Джареда улыбкой, которая приносила его стоматологу не меньше трёх тысяч долларов в год, и, заказав лёгкий ланч, уселся на плетёном стуле, откинув непринуждённым жестом полы своего пиджака.
— Мистер Шейви сказал, вы пишете какой-то доклад для колледжа, — проговорил Вудхауз. Голос у него был глубокий и вкрадчивый, как у страхового агента. — По криминалистике?
— По криминальной психологии, — уточнил Джаред. Он включил диктофон на мобильнике, взглядом спросив у Вудхауза разрешения на запись. Тот махнул рукой. — Психология серийных убийц, страдающих шизофренией.
— Ну, юноша, на эту тему сотни томов написаны, а вы хотите, чтобы я уложился в получасовую лекцию, — засмеялся профайлер. Он был такой лощёный, ухоженный, довольный собой, что Джаред не мог сдержать удивления, глядя на него. Как можно оставаться настолько невозмутимым и благодушным, не понаслышке зная, какие страшные вещи творятся на улицах за твоей спиной?.. Вудхауз поймал его взгляд и снисходительно улыбнулся.
— Я закурю, вы не против? — спросил он и тут же достал сигареты. Предложил одну Джареду, но тот качнул головой.
— Мне не нужны совсем уж детали, так, просто общая картина. Начать хотя бы с того, почему они это делают?
— Кто, маньяки? Вы меня спрашиваете, почему они убивают?
— А что, вы не знаете?
Вудхауз пожал плечами, прикурил и откинулся на спинку стула.
— У каждого из них собственная причина, вернее, повод. То, что в криминалистике называют мотивом, но с точки зрения психологии… ведь вас интересует именно этот срез? — уточнил он, и когда Джаред кивнул, продолжил: — С точки зрения психологии всё немного сложнее. То, что сами убийцы определяют как мотив — ревность, к примеру, или расовая нетерпимость, — на самом деле лишь прикрывает истинную причину — психическое заболевание. Шизофрения, отягчённая психозом, сама по себе единственная и достаточная причина агрессии, хотя далеко не все больные шизофренией агрессивны. Если на заболевание накладывается травма или серия травм, полученных в детстве, или просто течение болезни приводит к расщеплению сознания, при котором поступки человека становятся абсолютно нелогичны и непредсказуемы — вот тогда получается взрыв, который может принять форму навязчивых, чаще всего повторяемых действий.
— То есть убийств.
— Да, как пример. Шизофреники среди серийных убийц — одни из самых опасных. Их тяжело ловить, особенно при недостатке информации о личности преступника. Чаще они попадаются потому, что совершают ошибки и недостаточно хорошо заметают следы — в отличие от, скажем, больных паранойей или маниакально-депрессивным психозом. Они неорганизованны и хуже продумывают свои преступления. Редко бывает так, что убийца-шизофреник убивает годами — обычно их ловят почти сразу.