Пока он яростно пожирал бекон и яичницу, запивая её здоровенными глотками кофе, его спаситель сидел напротив, медленно попивая молоко из стакана, и разглядывал своего гостя, что почему-то не причиняло самому гостю ни малейшего дискомфорта. Джаред терпеть не мог, когда на него пялились, но этот парень — он не пялился, он… просто смотрел, как смотрят на голубей, клюющих печенье в парке. Ничего же плохого нет в том, чтобы кормить голубей, так?
Когда бекон уютно улёгся внутри, приятно оттягивая желудок, Джаред рыгнул, снова смутился, спрятался за салфеткой и, торопливо промакивая ею рот, украдкой кинул взгляд на сидящего напротив мужчину. За весь завтрак они не проронили ни слова. На холодильнике мирно тикал будильник.
— Наверное, надо кому-нибудь позвонить, — сказал мужчина.
Джаред покачал головой.
— Некому звонить, — пробормотал он, неловко отодвигаясь от стола вместе со стулом. Ему вдруг стало неуютно, в первый раз за всё утро.
— Почему? Ты убежал из дома?
Ха… хотел бы он убежать из дома. Да уж, чертовски хотел бы.
— Было бы откуда сбегать, — сказал Джаред с горечью, которой сам от себя не ждал. Чёрт, ну такое славное, хорошее утро, и голова у него болит куда меньше, чем можно было бы ожидать, и яичницы вкусней он в жизни не ел — ну зачем же надо было всё портить?
— Но у тебя же есть семья, — спокойно и рассудительно сказал мужчина, глядя на Джареда пристальней, чем можно было судить по его ровному тону.
— Нет. Больше нет. Нет у меня семьи, понятно? Нет.
Джаред выпалил это как-то совсем по-ребячески, запальчиво и сердито, и тут же порозовел от сознания того, что выглядит сейчас глупым мальчишкой — тем, кем и считает его этот невозмутимый мужчина… вернее, парень. Точно, парень — Джаред только сейчас присмотрелся к нему как следует и понял, что его спаситель всего на пару лет старше него самого. От этой мысли ему полегчало. По крайней мере не станет тянуть волынку про то, что его родители наверняка о нём беспокоятся и бла-бла-бла…
— Твои родители, — сказал спаситель Джареда, глядя на него внимательно и серьёзно, — наверняка места себе не находят. Ты должен им позвонить.
— Слушай, мне некому звонить, ладно? Мне правда некому звонить! Никаких родителей у меня нет! — закричал Джаред, вскакивая из-за стола.
Но через секунду ему опять стало стыдно — вопящий, растрёпанный полуголый мальчишка, орущий на человека, который накануне в буквальном смысле вытащил его из канавы. От этой мысли Джареду внезапно стало так тяжело и так горько, что ноги у него подкосились, и он почти что упал обратно на табурет, уронив голову на кулаки.
— Прости. Я просто… У меня умер отец, его похоронили два дня назад, а вчера моя мачеха выставила меня вон. Поэтому некому мне звонить и возвращаться некуда. Всё.
Он это сказал и поёжился от того, насколько необратимо это звучало. Отец умер. Его нет и больше не будет никогда. Джаред стоял в своей комнате перед зеркалом и медленно стягивал с шеи чёрный траурный галстук, пытаясь принять эту мысль и то, какой она была огромной, когда жена его отца вошла и сказала, чтобы к вечеру духу его не было в этом доме.
— Ты хотя бы совершеннолетний? — голос, донесшийся до Джареда сквозь пелену вновь накатившего отчаяния, заставил его очнуться. Он возмущённо вскинул голову.
— Да! Мне двадцать! Будет в июле, — добавил Джаред вполголоса и насупился, разглядывая своего немногословного собеседника. Самому-то, небось, и двадцати пяти ещё нет. Внезапная мысль пришла ему в голову, и Джаред сощурился. — А почему тебя это беспокоит? Мы же не… — Он выгнул бровь, и мужчина, слегка вздрогнув, резко поднялся с места.
— Не говори глупостей, — отчеканил он, забирая у Джареда тарелку. Однако потом его взгляд смягчился. — Но всё равно, твоя мачеха не имела права так поступать.
— Ещё бы, — мрачно отозвался Джаред. — Только расскажи лучше об этом её адвокатам. Она заставила отца перед самой смертью оставить всё состояние в её пользу. Обещала ему, что позаботится обо мне. У него была болезнь Альцгеймера, так что он ей поверил. — Джаред усмехнулся, на сей раз скорее зло, чем горько. — Хотя как по мне, старик двинулся мозгом ещё тогда, когда женился на этой суке. Но меня он никогда не слушал — с чего бы? Я ему был никто.
Он замолчал, вдруг почувствовав, что слишком разоткровенничался. Да и вообще — было нелепо вести такие разговоры на кухне, сидя в одних трусах перед человеком, которого видишь впервые в жизни. Но почему-то Джаред хотел говорить — вернее, он не мог не говорить, словно знал, что, если его не выслушает этот молчаливый парень, то не выслушает никто.
— Я проверил вчера, она аннулировала все мои счета и все кредитки. А мне как раз пора платить за колледж. — Эта мысль пришла ему в голову только сейчас, и Джаред умолк. Потом добавил почти что про себя, размышляя вслух: — Можно было бы продать тачку, она на моё имя. Но тот урод из клуба вчера, наверное, уже катает на ней своего дружка. — Он опять умолк, а потом сказал, не поднимая глаз: — Кстати, я не помню, говорил ли тебе спасибо, за… ну, вот. Спасибо.
— Пожалуйста, — после паузы ответил тот, и Джаред услышал, как полилась из крана вода — пришла пора мыть посуду. Минут пять не было слышно ничего, кроме шума этой воды и стука тарелок и чашек в мойке.
А потом Джаред раскрыл рот и выпалил, не успев задуматься о том, что именно хочет сказать:
— Можно, я останусь у тебя? Только на пару дней? Пожалуйста!
Чашка громыхнула в раковине. Шум воды оборвался.
Мужчина с пушистыми ресницами и бледными пятнышками на щеках стоял и смотрел на Джареда, а Джаред сидел и смотрел на него. Джаред очень, очень усиленно смотрел — он умел так смотреть, у него это хорошо получалось. Мэган называла этот его взгляд «щенячьим» и говорила, что убойнее этого оружия — только нейронная бомба и массовый гипноз. Джаред не мог объяснить ей, что он не нарочно, что этот взгляд он не может включать и выключать по собственному желанию, так, как она — свои женсике штучки. Мэган была кокетка, и Джаред, наверное, тоже — но в отличие от своей сводной сестры, он пользовался бронебойными приёмчиками бессознательно, иногда даже не подозревая, что использует их, в то время как они уже начинали действовать.
Парень, спасший его накануне от грабежа, изнасилования и Бог знает чего ещё, смотрел на Джареда несколько бесконечно долгих мгновений, а потом сказал:
— Ну хорошо. Только на пару дней.
И прежде, чем Джаред успел глотнуть воздуху и подскочить на стуле с радостным воплем, добавил своим спокойным, негромким голосом:
— Меня зовут Дженсен.
========== Глава вторая ==========
Целую кучу вещей не замечаешь вокруг себя, пока они не становятся частью твой жизни. Джаред никогда не обращал внимания на людей, ездивших на автобусах или ходивших пешком. Он не замечал мини-маркеты эконом-класса, из тех, что выдают накопительные карточки постоянным клиентам. Он не замечал многоквартирные дома с прачечными в подвале, объявления о работе на телеграфных столбах, длинные очереди перед зданием на биржу труда.
Он не знал, как звонить из телефона-автомата, и ему пришлось попросить монетку у женщины, торговавшей мороженым неподалёку. При этом Джаред на неё усиленно смотрел, и женщина не смогла отказать, может быть, потому, что видела, как ему стыдно.
Впрочем, он забыл о стыде, когда десятицентовик с щелчком провалился в щель, и в трубке раздался гудок. Телефон-автомат, надо же. Джаред всё никак не мог поверить, что это теперь его жизнь.
— Привет, — сказал он, когда гудок оборвался, и на том конце ответил сонный женский голос. — Это я.
Короткая пауза, в течение которой она, вероятно, раздумывала, не бросить ли трубку. А потом она сказал:
— Джаред?!
И Джаред даже на секунду поверил, что она о нём волновалась. Ну, так… самую малость.
— Джаред, Господи, где ты? Я тебе всю ночь звонила!