Я не хотела, чтобы моя рана заживала.
Да и потом, вопреки тому, что говорили все, я знала, что никогда его не забуду. Я была в таком горе, чго не могла представить себе, как перестану чувствовать боль.
Кроме того, я все еще помнила о миссис Нолан и ее проклятом предсказании. Мне трудно было свыкнуться с очевидными знаками, вопиющими о том, что Гас мне не пара, так как намного приятнее верить, что звезды сулят нам быть вместе.
— Этот Гас просто мерзавец, правда? — бодро заметила Меган в один прекрасный день.
— Да, наверно, — вежливо согласилась я.
— Не хочешь ли ты сказать, что не ненавидишь его? — изумилась Меган.
— Я его не ненавижу, — ответила я. — Может, и надо бы, но не могу.
— Но почему? — не отставала она.
— Потому что Гас такой, какой есть, — попыталась объяснить я. — Если любить его, приходится соглашаться с тем, что любишь и его безответственную половину.
Я ждала, что Меган зафыркает, высмеет меня и обзовет рохлей и девчонкой. Так она и сделала.
— Не будь такой размазней, Люси, — хохотнула она. — Ты сама во всем виновата, не надо было столько ему позволять. Таким животным, как Гас, нужно сразу показывать, кто тут главный. Нужно их ломать, пока не поздно. Я всегда так делаю, — добавила она.
Для Меган это нормально: она выросла на ферме, да еще на австралийской ферме. О том, как укрощать, обуздывать и ломать сопротивление, она знает все.
— Я не хотела его ломать, — возразила я. — Если б он был хорошо воспитан, он не был бы Гасом.
— За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь, — резонно заметила Меган.
— У меня и нетни одного, — напомнила ей я.
— Ладно, взбодрись. Тебе ведь уже наплевать, правда? — бодро спросила она.
— Правда, — промямлила я, потому что таким отсутствием самоуважения, как у меня, гордиться нечего.
— Да нет, неправда, — фыркнула она.
— Правда, правда.
— Действительно? — с искренним беспокойством взглянула на меня Меган.
— Нет.
— Но почему?
— Потому… потому, — запинаясь, начала я, — потому что он замечательный. Я никогда таких не встречала. И больше не встречу такого, как он, — всхлип, — никогда.
На слове «никогда» мой голос предательски дрогнул, но я сумела совладать с собой и не разрыдаться, уткнувшись носом в стол.
— Значит, если б он появился у твоего порога, умоляя принять его обратно, ты бы простила? — продолжила моральное давление Меган.
Мне не понравился ее тон. В голове у меня сразу возник смутный образ несчастной женщины, которую сожитель бьет смертным боем, ворует у нее деньги и изменяет ей с ее же подругами.
— Меган, — встревожилась я, — я не из тех женщин, которые раз за разом прощают своих приятелей, хотя те с ними плохо обращаются.
— Забавно, — сказала Меган. — А ведешь себя точь-в-точь как они.
— Только с Гасом, — уточнила я. — Только с Гасом. Я никогда не допустила бы такого ни с одним из других известных мне мужчин. Гас — исключение. Он стоит того, чтобы нарушать правила, — добавила я.
— Похоже, — проронила Меган.
И мне почему-то захотелось ее стукнуть.
— Ну, так и что же? — громко и жизнеутверждающе подытожила она. — Ты его забудешь. Через две недели уже не вспомнишь, как его зовут, и не поймешь, из-за чего так суетилась!
53
Едва я вошла в подъезд, как сверху донеслись громкие вопли — что-то среднее между жутким воем раненого зверя и стонами роженицы. Или ребенка ошпарили?
Несомненно, случилось нечто ужасное. Поднимаясь по лестнице, я поняла, что вопли слышатся из нашей квартиры.
— Ох, Люси, — выдохнула Шарлотта, не успела я переступить порог, — как хорошо, что ты здесь!
Ей крупно повезло. Домой я пришла только потому, что мне было не с кем пойти в бар после работы, кроме Барни и Слейера — двух неандертальцев из отдела рассылки.
— Что стряслось? — испуганно спросила я.
— Карен, — выдавила Шарлотта.
— Где она? Она ранена? Что с ней?
Тут из своей спальни вырвалась Карен — вся растерзанная, с красным, зареванным лицом — и швырнула в стену прихожей стаканом, который разлетелся вдребезги.
— Подонок, подонок, подонок! — визжала она.
Да, с Карен явно происходило что-то не то, но, по крайней мере, физически она была в полном порядке, разве что всклокоченные волосы следовало бы расчесать. От нее сильно пахло спиртным.
Тут она заметила меня и заорала:
— Это все ты виновата, Салливан, дрянь тупая!
— Виновата? В чем? Я ничего такого не сделала, — запротестовала я, пугаясь и моментально почувствовав себя виноватой.
— Да, да, виновата! Ты меня с ним познакомила! Если б я не встретила его, то не влюбилась бы. То есть, конечно, я в него не влюблена, я его ненавижу! — взревела она, опять убежала к себе и бросилась на кровать лицом вниз.
Мы с Шарлоттой кинулись следом.
— Что-то с Дэниэлом? — вполголоса спросила я Шарлотту.
— Не смей произносить его имя! — немедленно отреагировала Карен. — Чтобы в этой квартире больше никто никогда его имени вслух не поминал!
— Ты ведь у нас штатная старая дева? — еле слышно шепнула мне Шарлотта.
Я кивнула.
— Так вот, твоего полку прибыло.
Значит, союз Карен и Дэниэла потерпел крах?!
— Что случилось? — рискнула спросить я у Карен.
— У меня с ним кончено, — хлюпнула она, дотянувшись до стоящей у кровати бутылки бренди и отпив большой глоток. Бренди там оставалось уже меньше половины.
— Почему у тебя с ним кончено? — с живым интересом спросила я. Странно, мне казалось, Дэниэл ей очень нравится.
— Смотри, Салливан, не забывай. Это я порвала с ним, а не наоборот.
— Ладно, — занервничала я. — Но почему?
— Потому что… потому что…
По ее лицу опять покатились крупные слезы.
— Потому что… я спросила, любит ли он меня, а он сказал, он сказал, что он… он… он…
Мы с Шарлоттой вежливо ждали, пока она дойдет до сути.
— …он… меня… не любит, — наконец выговорила Карен и снова заревела белугой. — Он меня не любит, — повторила она, глядя на меня блуждающим, жалобным взором. — Можешь поверить? Он сказал, что не любит меня.
— Карен, в утешение тебе могу сказать только, что я знаю, каково это. Если помнишь, Гас бросил меня всего две недели тому назад.
— Не пори чушь, — сиплым от слез голосом возразила она. — У вас с Гасом все было несерьезно, а у нас с Дэниэлом — серьезно.
— Я относилась к Гасу очень серьезно, — отрезала я.
— Ну и дура, — сказала Карен. — Все видели, что он шальной, ненадежный и безответственный. А у Дэниэла хорошая… хорошая работа!
Конец фразы потонул в новом приступе рыданий, и я уже не могла разобрать ни слова. Там было еще что-то о Дэниэле, его собственной квартире, о дорогой… шине, что ли? Нет, нет, прошу прощения, дорогой машине.
— Такие вещи со мной не случаются, — всхлипывала она. — Это в мои планы не входило.
— Со всеми случается, — мягко возразила я.
— Нет, не со всеми! Со мной не случается!
— Да нет же, Карен, такое случается со всеми, — убеждала я. — Вот, например, мы с Гасом…
— Ты меня с собой не равняй, — взвизгнула она. — Я не то что ты. Тебя мужики бросают и тебя тоже, — кивнула она на Шарлотту, — но со мной такое не проходит, потому что я не позволяю.
Мы с Шарлоттой закрыли рты.
— О господи, — снова запричитала Карен, — как же мне теперь ехать в Шотландию? Я всем рассказала о Дэниэле, о том, какой он богатый. И мы ведь собирались поехать на машине, а теперь мне придется самой платить за билет, и я хотела купить тот пиджачок в «Морганз», а теперь не смогу. Подонок!
И опять потянулась за бутылкой бренди.
Бренди было очень старое, многолетней выдержки — такое богатые бизнесмены дарят друг другу на Рождество, и вовсе не для того, чтобы пить. Этой бутылке положено быть скорее украшением домашнего бара, весомым доказательством материального благополучия, а не напитком, который смешивают с имбирным пивом.